Фрактал. Четыре демона. Том 1 (СИ)

- Ещё не всё, сын мой. Нави обождёт. Вий всего лишь открывает нам глаза... - Звучало демоническим голосом в сознании Ирманта. Тёмный ощутил смерть. Она нежно напевала ему колыбельную на ухо. Он увидел себя со стороны, но тут же его душу засосало в чёрную воронку, водоворот, будто он угадил в трясину. Орталеон перестал ощущать себя частью мира или существом, попал в тёмную комнату и тут же потерял все органы чувств, остались лишь мысли. Асмодей резко прозрел отчётливо увидев крупный кристалл, прозрачно-белый, пустой сосуд, валяющийся в куче красного песка, золота и искр, где-то далеко, на выжженной, мёртвой планеты. Кадр перелистнулся, он увидел кристалл поменьше, осколок, темнее самого чёрного земного оттенка. Орталеон хорошо знал именно этот камень, он видел его раньше, более того, владел им почти всю свою жизнь, это был подарок его отца. "Ирмантианская звезда" - так его назвал родич перед своим исчезновением. То был самый крупный из когда-либо виданных Антрацитов, угольных камней или Асмодейских искр. Орталеон никому его не показывал и всегда носил кристалл на шее внутри медальона, а иногда помещал его в специальный кармашек на поясе. Одежда и ремешок был создан из затвердевшей атмы высокой плотности. Медальон раскрылся и осколок звезды выкатился, а Ирмантианская атма притянула его в центр пораженной груди, и тут вокруг начала скапливаться круглым пятном Ирмантианская густота. Атма начала бурлить, а все уничтожающее влияние крупных искр отменило своё значение для Асмодея. Горячий битум извергался из тела Орталеона подобно вулкану, энергия не остывала и быстро выжирала площадь, покрыв кожу, защищая ее и растекаясь по полу, с уклоном к источнику чистого потока. Атма полностью покрыла Лега, с головы до пяток, лишь местами обнажая уничтоженные участки тела. Просветы на его коже больше напоминали разрывы, шрамы, медленно зашиваемые чёрной манной, как материалом или материей, способной заменять плоть и покровы. Смолянистые язвы сгущались - раны затягивались, превращая кожу беса в какую-то резину, сделав из Асмодея пластилинового человечка, плотная вязь полностью повторяла его прежние черты. Дискомфорт заключался в том, что смола ничуть не снисходительней отнеслась к боли Ирманта, вещество восстанавливало его, но прикипало подобно кислоте, причиняющей значимое страдание. Орталеон вернулся в свою голову, чётко ощутив себя индивидуальностью, отчётливо воспринимающей жизнь, а вскоре и вновь овладел телом, а не только болью от его терзаний. Память и восприятие не пострадало, а напротив, расширилось, отсутствуя всего несколько минут, он будто много лет путешествовал по вселенной, разом прозрев и узнав много тайн, пережил небывалое и обогатился сразу во всех гранях. Его рассудок будто прошел обновление, неплановый, несанкционированный апгрейд объединивший в себе всю боль и память Асмодейского вида, включая происходящее на Дроде. Ирмант видел мир через пелену, всё как в непроглядном тумане, когда чтобы увидеть, надо прищуриться или всмотреться, встать или пошевелиться не получалось, если только пальцем, слегка согнуть его, не более того. Орта мог говорить, но ему не хотелось, он пока не издавал ни звука, мотивированный высшей целью и стремлением отомстить, вовсе не придавая собственной боли значения, игнорируя её как выдумку. Ноги от щиколотки прикрывали остатки штанов, прежде надетых им под мантию, будто бы прилегающие панталоны, но в обтяжку, да и те в местах бывших кожных прорывов продырявились, а из ран, дыр и самой чёрной атмы исходило странное свечение, светлое сияние, среди черноты, пока молекулы словно армия нано роботов реконструировали тело и вещи. Всё это предавало Легу некое сходство с раскалённой лампочкой, облитой чёрной краской. Выделяемая телом Ирманта слизкая субстанция перемешалась с его темно-голубой кровью, но основная её потеря остановилась, сменившись исключительно на капли атмы, скатывающиеся на пол и прожигающие верхние слои цельного мрамора словно масла, моментально превращая препятствие в пепел. Темные, пустые глаза служили градусником, наглядно демонстрируя перебор в поглощенной им манне но особый кристалл продолжал вбирать в себя мощь Ахарата и воспроизводить черноту. В них просматривалось то же сияние, но сильнее, а по лицу, не щадимому всем комплексом равно всему остальному скатывались кровавые слёзы, прожигающие за собой борозды. Он не плакал, это был естественный процесс выделения слизистых или их остатка. Хотя мысли в голове у Орталеона вполне соответствовали визуальным эмоциям пустоты. Ящерам в зале показалось, что Лег сейчас лопнет, не выдержав такого перенапряжения. Командующий наступлением генерал мельком взглянул на одного из подчинённых, этим подтолкнув своего лучшего воина, по совместительству личного охранника и чемпиона боёв на арене в одном лице, пойти и прервать страдания Ирманта, а за одно и ритуал, передающий Атму Дроды на Землю, ведь полученная энергия доставалась Аримии. Сейтлеры через столб не пришли, Шан хорошо понимал, что у Ассов был план, но раскусить замысел не мог, однозначно ощущая необходимость остановить Ахарат, перестраховываясь. Южена сопровождала дюжина личных телохранителей, Отрёкшиеся - золотые драконы и три десятка Опустошителей, плюс бесчисленный резерв вторых ожидающий наверху. Старый ящер у своих считался Чернокнижником, тёмным Магом, редким кадром среди их вида, чая специализация позволяла манипулировать потоком подобно Асмодеям, подчинять его воле, а останавливаясь на простом воспроизведение в качестве предмета или защиты. Но ещё, будучи предельно рассудительным, генерал здраво оценивал соотношение сил и не собирался превращать расправу в собственный поединок, вдруг слабость врага подложна, лет пятьсот назад, в молодости, очень может быть, но сейчас он отправил разведать лишь одного, а сам вообще не собирался вступать в схватку.