Фрактальный принц

– Что бы ни говорил тебе прежний ле Фламбер, – произношу я, – нынешний признаёт, что у вас имеются общие интересы. Особенно в том, что касается причинения неудобств Матчеку Чену. Твоё обещание заключается не в этом? Не в намерении отомстить?

– Нет, – отзывается тигр, переходя на рычание. – Я пообещал, что дам тебе фору.

Мне хватает одного взгляда на его сверкающий глаз, а потом я хватаю меч Царства и пускаюсь наутёк.

Бегство в этом лесу – сплошной кошмар. Спина кровоточит. Снежинки-шестерёнки впиваются в подошвы ног. За мной тянется кровавый след. Дыхание вырывается из груди с натужным хрипом. Тигр превратился в тень и не отстаёт ни на шаг: если я пытаюсь замедлить ход, мстительный бесшумный зверь приближается, и этого достаточно, чтобы пробудить во мне непреодолимый страх и заставить снова ковылять по лесу, спотыкаясь о корни деревьев.

И я нисколько не удивляюсь, когда падаю на краю той самой поляны, откуда начал свой путь, и вижу между собой и Вратами Царства тигра. Он лежит и отдыхает, держа что-то в передних лапах.

Озарение приходит медленно и словно неохотно: мягкие лапы на снегу из шестерёнок, крошечные блестящие колёсики на усах, словно капли дождя. Смерть в чёрно-белых тонах, как на шахматной доске.

И во второй раз, как и в случае с Охотником, я ощущаю протянувшиеся между нами линии и позволяю им вести меня в правильном направлении.

Я выхожу на поляну.

– Ну, вот мы и на месте, – обращаюсь я к тигру. – Как я и говорил, человечество ждёт по ту сторону перехода. Чего же ты медлишь?

Тигр колеблется. Он недоверчиво поглядывает на Врата. Несмотря на боль, мне хочется улыбнуться.

Царства преобразуют. Царства живут по собственным правилам. В старых, сложных Царствах законы и описания становятся слишком запутанными, чтобы их понять, никто не знает, откуда они берут начало. Но то, что заключено в Ларце, – всего лишь малое Царство, это хранилище сказок о животных, вероятно, для детей зоку. Я могу поклясться, что тигр пробыл здесь достаточно долго, чтобы понять, как действуют местные законы. Лиса и медведь. Обезьяна и тигр.

– Вряд ли я поверю тебе на этот раз, – говорит тигр. – Может, пойдёшь первым?

Моё сердце подпрыгивает от нежданной надежды. Я пячусь и качаю головой. Не бросай меня в терновый куст. Но в следующее мгновение я слышу его такой удручающе человеческий смех.

– Ле Фламбер! – восклицает он. – Пора прекратить игры. Я просто хотел посмотреть, как ты убегаешь. Я не подпущу тебя к Вратам. И сам тоже не попытаюсь выйти. Я не сомневаюсь, что на той стороне ты приготовил для меня какой-нибудь сюрприз. Но ты прав: на этот раз ты действительно обеспечил мне освобождение.

Он отодвигается в сторону, и я вижу, что лежит на земле.

При жизни у неё были голубые дреды и бледная кожа, которая выделяется даже на фоне снега. Она выглядит моложе, чем я ожидал, или, возможно, так кажется из-за её смеющихся глаз и пирсинга в нижней губе. Но когда я вижу красно-чёрные останки её тела от шеи и ниже, тошнота заставляет меня отвернуться.

– Она прошла первой, – говорит тигр. – Всё случилось очень быстро. Не слишком значительная добыча. Но внутри у неё оказались средства для ку-связи с твоим кораблём. Кажется, её зовут Перхонен, вернее, звали.

Я пытаюсь выпрямиться.

– Мерзавец. Надо было оставить тебя гнить здесь.

– Мысли о тебе давали мне силы держаться. О тебе, о Чене и о смерти. – На морде тигра наполовину человеческая, наполовину звериная усмешка. – Но ты первый на очереди. Сейчас мы кое-куда пойдём и немного потолкуем.

Лес вокруг нас тает, как снег. В следующий миг мы стоим на желтовато-белой небесной тверди, уходящей в синтбиотическое сердце «Перхонен». Тигр с рычанием произносит в вир свой Код Основателя – мёртвые дети и ржа, и пламя, и кровь – и переписывает мир.

Миели не нуждается в боевой сосредоточенности, чтобы заглушить свою ярость. Она использует её, перемещается в спаймскейп, стреляет из гостгана по стенам корабля, бросает в систему «Перхонен» бомбы Гёделя. Оружие. Самовоспроизводящаяся логика её атакующей программы, словно лесной пожар, выжигает поражённые участки корабля. Но существо из бабочек – Сумангуру – действует быстрее: оно блокирует синтбиотический центр. Однако Миели нацелилась не на него.

Орудийные системы всё ещё в её распоряжении. Усилием мысли она объединяет ку-торпеду с единственным оставшимся странглетовым снарядом. Одним движением века она способна сделать выстрел, который повлечёт за собой термоядерный хаос.

Миели открывает глаза.

– Плевать, даже если ты сам Человек Тьмы, – бросает она. – Если ты не оставишь «Перхонен», я уничтожу и маршрутизатор, и нас обоих.

Образованное бабочками лицо Сумангуру выглядит теперь более человеческим: Миели различает тяжёлую челюсть, лоб и нос и нечто вроде шрамов, обозначенных трепещущими крыльями. Но в его глазах пустота.

– Как тебе будет угодно, девчонка, – отвечает он. – Вперёд. У меня немного причин цепляться за жизнь. А у тебя?