Фрактальный принц

Какое-то время Миели не в силах вымолвить ни слова. Она привыкла постоянно ощущать присутствие «Перхонен» и ее поддержку с первого же дня, как только создала ее. Но сейчас в голосе корабля звучат суровые нотки.

— Вор виноват в том, что с тобой случилось, — заявляет Миели. — Он зашел слишком далеко. Я собираюсь…

С вором я сама разберусь,говорит «Перхонен». Тебе незачем делать это вместо меня. То, что ты меня сотворила, еще не означает, что я не существовала раньше. Ты вернула меня из небытия, и за это я никогда не перестану тебя любить. Ты подарила мне новую жизнь и тем завоевала мою вечную преданность. Но я не только твоя песня. Не все можно выразить словами или песней, как делал Карху, когда лечил тебе зуб, пока ты была маленькой. И не всю вину можно свалить на вора.

Голос корабля эхом отзывается в сапфировых стенах.

А что, если Пеллегрини захочет сделать из тебя гоголов? Ничего не изменится. Они будут такими же сильными, как ты. А ты останешься той же Миели.

— Ты никогда не говорила со мной подобным образом, — замечает Миели.

В этом не было необходимости. Но я не желаю смотреть, как ты себя уничтожаешь. Этим тебе придется заняться без меня.

«Перхонен» расправляет крылья, простирающиеся на несколько миль, — магнитные поля и ку-точки, блестящие, словно роса в паутине. Гигантские паруса подхватывают солнечный ветер и возвращают корабль на прежний курс — к Магистрали, к Земле.

Вот что мы должны сделать. Мы поговорим с вором, отправимся на Землю и осуществим его план, хоть вор и чуть не скормил меня тигру. Мы вернем Сюдян и наконец все обретем свободу. Дай слово, что ты не сдашься.

Миели охватывает стыд. Куутар и Ильматар, [21] простите меня.

— Я обещаю, — шепчет она.

Вот и хорошо. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Мне надо залечить раны.

На этом общение с кораблем заканчивается.

У Миели кружится голова. Некоторое время она сидит без движения. Затем переходит в центральную каюту. Там голо и пусто, совсем как в ее голове. При слабом ускорении корабля пепел и мелкие обломки неторопливо перекатываются по помещению.

Медленно и нерешительно Миели начинает напевать песни — простые песни о кого, о еде и питье, об уюте и сауне. Так же медленно в каюте начинают появляться каркасы мебели, словно нарисованные невидимым пером.

Пришло время заняться уборкой,думает Миели.

Я рассматриваю свое новое лицо в зеркальной стене корабля и ощупываю голову, стараясь определить размеры. Шрамы и линия подбородка кажутся не совсем правильными. Но еще больше меня беспокоит Код. Он надежно заперт в ячейке мозга, однако мне придется снова им воспользоваться. Сожженные тела и грязь, и электричество.Меня пробирает дрожь. Вот, значит, что определяет Сумангуру? Немудрено, что он был так расстроен после нескольких веков, проведенных в Ларце.

Я закрываю глаза и пытаюсь отвлечься от боли при помощи виски из крошечного фабрикатора в своей каюте. Я, конечно, мог бы просто заглушить боль. Но, как давным-давно на Марсе учил меня мой приятель Исаак, алкоголь — это не просто химия, это традиция, это чувство, это Бахус, разговаривающий в твоей голове и делающий все вокруг лучше. По крайней мере, такова его теория. На этот раз вкус, солодового виски вызывает ощущение вины.

Тем не менее я делаю большой глоток. Пока я пью, в каюте появляется бабочка — аватар корабля. Я слежу за ней. Но она молчит.

— Послушай, это был единственный способ, — говорю я. — Он должен был ухватиться за шанс выбраться наружу. Я не в состоянии изменять небесную твердь на территории Сборности, для этого требовалась оортианская техника. Мне пришлось дать ему доступ к тебе, чтобы поймать его. Мне жаль, что так вышло.

Бабочка все так же молчит. Ее крылышки вызывают у меня воспоминание о камне, увиденном в воспоминаниях Сумангуру. Пламя богов. Гнев Основателя примешивается к моим чувствам. Я приказываю себе успокоиться.

— В каждой ловушке обязательно должна быть приманка, — продолжаю я. — И мне жаль, что этой приманкой оказалась ты.