Фрам — полярный медведь

17 июня… Было далеко за полдень, когда я проснулся и принялся за приготовление завтрака. Приношу воду для супа, развожу огонь, режу мясо, словом, налаживаю стряпню.

Затем вылезаю на ближайший торос и оглядываю окрестности.

Ветерок доносит с ближайшей суши гомон птиц, которые гнездятся в скалах. Слушаю этот звук, следя глазами за стаями кайр, которые кружат над моей головой; любуюсь белой полоской берега с черными пятнами скал.

Внезапно оттуда доносится собачий лай. Или мне показалось? Вздрагиваю и прислушиваюсь. Но ничего больше не слышно, кроме горластых птиц. Впрочем, нет: опять лай! Сомнений быть не может!

Тут я вспоминаю, что слышал вчера что-то похожее на два ружейных выстрела, но приписал этот звук сжатию льда.

Кричу Иогансену, что в этой части суши слышны собаки.

— Собаки? — машинально повторяет он спросонья. — Собаки?!

Он сейчас же встает и идет в разведку.

Мой спутник ни за что не желает мне верить. Он тоже слышал что-то вроде собачьего лая, но гомон птичьего базара заглушал все. По его мнению, меня просто обманул слух. Я, однако, уверен, что не ошибся.

За торопливым завтраком мы теряемся в догадках. Может быть, в этих местах находится какая-нибудь экспедиция? Если так, то кто это? Англичане или соотечественники? Что, если это та самая английская экспедиция, которая собиралась обследовать Землю Франца-Иосифа, когда мы отправлялись в плавание? Как нам тогда быть?

— Очень просто! — говорит Иогансен. — Мы проведем с ними денек-другой, а потом направимся к Шпицбергену. Иначе бог весть, когда мы попадем домой!..

В этом отношении я с ним совершенно согласен. Займем у англичан провизии, в которой мы так нуждаемся, и отправимся дальше.

Покончив с завтраком, я ухожу на рекогносцировку, а Иогансена оставляю сторожить каяки.

Теперь я слышу только гомон птичьего базара и пронзительные крики кайр.

Возможно, что Иогансен прав. Пожалуй, я и в самом деле ошибся.

Вдруг я замечаю на снегу следы. Они слишком велики для песца. Значит, здесь, в каких-нибудь ста метрах от нашего стана, прошли собаки. Почему же они не лаяли? Как это мы их не видели? А может, это все-таки следы песцов?..

В голове у меня странная путаница. Я перехожу от сомнения к уверенности, потом снова начинаю сомневаться. Неужели же сейчас настанет конец нашим сверхчеловеческим трудам, всем нашим страданиям и лишениям? Мне это кажется почти невероятным. И все же, быть может, это именно так.

Слышу лай, теперь уже гораздо более отчетливый, и повсюду вокруг вижу следы, которые могут быть только собачьими. Потом опять ничего, кроме гама крылатых стай. И меня вновь одолевает сомнение. Уж не сон ли все это?

Но нет! Это настоящие следы на настоящем снегу. Я вижу их своими глазами, касаюсь руками…

Если действительно экспедиция обосновалась в этих местах, куда мы добрались вчера, значит, мы находимся не на Земле Гиллиса или на какой-нибудь новой суше, как я думал, а на южном побережье Земли Франца-Иосифа, как мы и предполагали несколько дней тому назад.

Перебираюсь наконец со льда на сушу, и вдруг мне кажется, что я слышу человеческий голос.

Первый, после трех лет, чужой голос! Сердце бьется так сильно, что того и гляди разорвется.

Залезаю на скалу и кричу изо всех сил. Этот неизвестный голос среди ледяной пустыни прозвучал для меня, как голос самой жизни, как приветствие далеких земель, может быть, даже родины.

Вскоре я слышу другой голос, потом среди белых ледяных вершин вижу черную фигуру. Потом еще одну черную фигуру… Человека. Человек!..

Уж не Джонсон ли это или один из его спутников? А может, соотечественник? Идем навстречу друг другу. Махаю шапкой. Он тоже. Слышу, как он разговаривает с собакой. Нет, не норвежец. Еще несколько шагов, и мне кажется, что я узнаю начальника иностранной экспедиции, с которым уже встречался однажды, до нашего отплытия.