В метеорологическом журнале за этот день около 4 пополудни отмечено: «Слабое северное сияние на севере; несколько отдельных пучков (они выглядят, как кружевные золотые ленты) рассеяны на севере-северо-востоке у самого горизонта». В своем журнале северных сияний Скотт-Хансен описывает сегодняшнее явление следующим образом: «Около 8 ч вечера наблюдалась дуга северного сияния, простирающаяся через зенит с востоко-юго-востока на северо-запад. Напряженность 3–4, сильнее всего она на северо-западе. В зените дуга распространялась излучиной к югу. В 10 ч на северной стороне неба было более слабое северное сияние; спустя 8 мин оно поднялось до зенита, а еще через две минуты широкая блестящая дуга прошла через зенит; напряженность 6. Через 12 с от зенита радиусами разошлись огненные лучи приблизительно в восточном направлении. В следующие полчаса северное сияние продолжалось, главным образом, в виде ленты через зенит, вблизи него, или ниже – на южной части неба. Наблюдение окончено в 10 ч 38 мин. Напряженность тогда была 2; сияние рассеялось, растеклось по южной части небосвода. Все это время виднелись облака cumulus различной плотности. В начале наблюдения они появились на юго-востоке и исчезли в конце его; всего плотнее они были около десяти минут 11-го. К тому времени, как широкая блестящая дуга, проходившая через зенит, достигла наибольшей интенсивности, cumulus на северо-западе выглядели совершенно белыми, хотя в этой части неба нельзя было открыть никаких признаков северного сияния. В то же время отражение света на льду было весьма сильным. В пределах северного сияния cumulus казались более темными, почти как серая шерсть. Цвета северного сияния были: желтый, голубовато-белый, молочно-голу-бой – холодного тона». По метеорологическом журналу около полуночи все еще было заметно северное
Вечером псы вдруг подняли на палубе невероятный гам. Все наши в это время играли в карты, кто в вист, кто в пасьянс. Я сидел разувшись и потому сказал, чтобы кто-нибудь вышел посмотреть, в чем дело. Пошел Мугста. Гам наверху усиливался. Через некоторое время Мугста вернулся и сообщил, что все собаки, которые только могли добраться до релингов, вскочили на них и лают в темноту по направлению к северу. Должно быть, там появился какой-нибудь зверь. Может быть, это просто песец, так как ему почудился где-то на севере лай песца, впрочем, за верность он не ручается. Гм… черт его знает, что это за песец, из-за которого псы поднимают такой гам.
Так как лай не смолкал, то в конце концов я поднялся наверх; за мной вышел Иохансен. Мы долго и пристально всматривались в темноту по направлению лая собак, но так и не смогли разобрать, шевелится ли там что-нибудь. Что-то там, без сомнения, было, и я не сомневался, что это медведь, так как собаки лаяли, словно одержимые. Пан как-то особенно выразительно посмотрел мне в глаза, словно хотел сказать нечто важное, а потом прыгнул на релинг и тоже залаял в сторону севера. Возбуждение собак несколько удивляло; они не приходили в такую ярость, даже когда медведь подходил к самому судну. Я, однако, ограничился замечанием, что единственный разумный выход– это спустить нескольких собак на лед и пойти за ними к северу. Но ведь на медведя они не пойдут, эти косматые бестии. К тому же так темно, что маловероятно выследить зверя. Но если это медведь, то он придет сам. Вряд ли он далеко уйдет сейчас, в зимнее время, от всего этого обилия «мясного» у нас на борту.
Я махнул рукой, спустился вниз и забрался в постель. Собачий лай продолжался по временам громче прежнего. Нурдал, который был вахтенным, выходил несколько раз наверх, но ничего не мог обнаружить. Я еще читал, лежа в постели, как вдруг почудился странный звук– словно по палубе задвигали ящики и еще какое-то царапанье; было похоже, что это яростно скребется в дверь собака, и я подумал о Квик, запертой в навигационной каюте. Я крикнул в кают-компанию Нурдалу, чтобы он еще раз вышел и посмотрел, что там такое. Вернувшись, он сообщил, что ничего не обнаружил.
Белый медведь и «Фрам»