«Фрам» в Полярном море

Наконец я приблизился к группе. В разных местах бегали по льдине три медведя – медведица и два медвежонка. Собаки наскакивали на медвежат, как бешеные, теребили их за лапы, за шерсть, за хвост, хватали за горло. Особенно неистовствовала Уленька; вцепившись одному медвежонку в горло, она исступленно теребила и кусала зверя; едва тот смог от нее освободиться. Вначале медведи не торопясь уходили от собак, которые не осмеливались приблизиться и вцепиться в зверей, пока не была ранена и не свалилась медведица. Она-то как будто и не собиралась убегать, а словно замышляла какое-то злодейство, стремясь подманить собак поближе.

Внезапно медведица остановилась, пропустила медвежат вперед, потянула носом воздух и двинулась назад навстречу собакам; те, как по команде, в ту же минуту повернули направо кругом и все до единой обратились в бегство на запад. Тогда-то и грянули выстрелы, медведица пошатнулась и повалилась на лед. Собаки бросились на нее и вцепились ей в шубу. Затем был убит один из медвежат. Второй, несмотря на выстрелы, пустился бежать по льду, за ним вдогонку бросились три собаки и, настигнув, подмяли его под себя, так что подоспевшему Мугста пришлось сперва отогнать собак и лишь тогда выстрелить. Такой запас свежего мяса можно только приветствовать. Как раз сегодня за обедом мы уничтожили котлеты из остатков последнего убитого нами медведя. Мясо медвежат очень нежное, словно рождественские откормленные поросята.

По всей вероятности, это были те самые медведи, следы которых мы видели раньше. Я со Свердрупом еще в октябре проследил следы трех таких господ и потерял их на северо-северо-западе от судна. По-видимому, они и пришли теперь с этой стороны.

Когда нужно было стрелять, ружье Педера, по обыкновению, не действовало, оно опять было заполнено вазелином, и, держа его, он кричал:

– Стреляйте, стреляйте, мое не хочет стрелять!

Вернувшись домой и разбирая ружье, которое я схватил, вдруг обнаружил, что оно не заряжено. Хорош бы я был, если бы вышел на медведей с таким оружием один на один!»

«Понедельник, 5 ноября. Сидя ночью за работой, вдруг услыхал отчаянный собачий визг на палубе. Я выбежал. Выл один из щенков: он, как это часто случается, лизнул железный болт, и язык примерз к железу. Он старался отодрать язык, но тот вытянулся длинным тонким жгутом, и щенок выл самым жалобным образом. Бентсен, бывший вахтенным, находился уже на месте происшествия, но сначала не знал, как помочь беде. Потом он взял щенка за шиворот, подтащил его поближе к болту, чтобы язык не так тянулся, согрел немного болт в руках, и язык отстал сам собой. До чего же щенок был обрадован! Он благодарно лизал руки Бентсена своим кровоточащим языком и, казалось, не знал, как выразить свою признательность. Можно надеяться, что теперь хотя бы этот щенок не так уж скоро примерзнет снова тем же образом; вообще же такие случаи не редкость».

«Воскресенье, 11 ноября. День за днем я веду обычные занятия, но мысли все сильнее влечет к себе неразрешенная загадка загадок всего бытия… Нет, к чему вертеться в этом бесплодном круговороте мыслей? Лучше выйти наверх, в зимнюю ночь. Наверху в небе луна большая, золотая и мирная; над головой мерцают сквозь несущуюся снежную пыль звезды… Почему не убаюкать себя зимними грезами, полными воспоминаниями о лете?

У-у, нет, слишком уж пронзительно завывает ветер над пустынными ледяными полями. 33 градуса мороза. Лето с его цветами слишком далеко… Я бы отдал год жизни, чтобы подержать их в руках, но в такой дали представляются они мне, словно я никогда не вернусь к ним назад.

Каждую ночь и каждый день зажигает в небе свои вечно сменяющиеся прекрасные огни северное сияние. Смотри на него, пей забвение и черпай надежду в нем – оно так подобно мятежной человеческой душе. Беспокойное, как она, стремится оно охватить весь небесный свод, но остается лишь блестящей погоней за светом, сверкающим бесцельным бегом лучей. Его дикая игра прекраснее всего на свете, красивее зари, но не возвещает наступления нового дня.

В общем, бессильная погоня в пустом пространстве.

Моряк по звездам направляет свой путь; могло бы и ты, северное сияние, оказывать пользу, выводя заблудившегося странника на дорогу. Но продолжай свою пляску и дай мне наслаждаться тобой; перекинь мост между прошлым и настоящим и позволь мне в мечтах уноситься далеко-далеко в будущее.

О ты, таинственный свет, что ты такое и откуда ты идешь? Но к чему спрашивать? Разве недостаточно любоваться твоей красотой и на этом остановиться? Разве сможем мы проникнуть за пределы видимого? Что из того, если б даже мы и могли сказать, что северное сияние – это электрический разряд или электрические токи в верхних слоях атмосферы, и могли бы описать до мельчайших подробностей, как оно возникает? Это были бы только слова. О том, что такое электричество, мы, в сущности, знаем не больше, чем о том, что такое северное сияние. Счастливы дети… Мы со всем своим «знанием», со всеми нашими теориями даже на толщину волоска не ближе к истине, чем они».