Франческа

– А что мешает тебе спать?

– Даже не знаю. Мысли всякие в голове крутятся.

– Какие мысли?

– Ну, мы ведь расследуем довольно жуткое дело, например.

– И ничего другого?

Зачем она завела этот разговор? Ведь знала же: Андерс начнет задавать вопросы. Его всегда интересовало, что она за человек и какие чувства испытывает, но после выезда по работе в Гюльспонг он буквально засыпал ее вопросами о ее происхождении и самочувствии. Она не знала, что им руководит – забота или любопытство, либо же и то, и другое.

– Обычная бессонница, – ответила она. – Заколдованный круг, знаешь ли. Я думаю о том, что надо спать, и поэтому не могу заснуть, и так далее… в общем, сам понимаешь.

– Понимаю, – кивнул Андерс. – Наверное, потому ты такая притихшая. В смысле – из-за недосыпа.

– Я в порядке.

– Ты вовсе не в порядке, Лагер. Ты не в порядке с тех пор, как мы вернулись из Вестергётланда, да и до того ты, кстати, была не очень. Как подумаю – начинаю сомневаться, что ты когда-либо была в порядке.

Чарли почувствовала, как ее охватывает раздражение. Среди всех коллег она, без сомнений, чувствовала себя комфортнее всего с Андерсом. Несмотря на очень разный образ жизни и историю, они прекрасно спелись. Редко придерживались одного мнения, часто спорили, но еще чаще смеялись. Однако теперь что-то изменилось. Она не забыла, как он заложил ее начальнику после прокола в Гюльспонге. Вероятно, она бы на его месте поступила в точности так же, однако все это оставило след на душе.

– Я хожу к психотерапевту, – сухо ответила она. – Стараюсь разобраться в себе.

– Что произошло? – спросил Андерс. Положив на стол приборы, он внимательно смотрел на нее. – Что произошло летом в Гюльспонге?

– Что произошло? – Чарли уставилась на него. – Пропавшая семнадцатилетняя девушка была в конце концов обнаружена мертвой у заслонок дамбы. Ее звали Аннабель Роос. Мне казалось, ты тоже был там.

– Там произошло еще много всякого, – сказал Андерс. – Думаешь, я не догадываюсь? Ты была просто не в себе.

Принесли еду. Только увидев свое блюдо, Чарли поняла, насколько же она голодна. Она положила в рот кусочек мяса, добавила руколы и семян пинии. Вкус божественный.

– Здорово, что мы можем снова пойти поесть после работы, – сказала она. – Что ты снова в строю.

– Я не в строю, – ответил Андерс.

– Почему?

Андерс добавил в свою еду оливковое масло, морскую соль и перец.

– С Марией все сложно. Мне кажется, у нас настал первый серьезный кризис.

Чарли положила приборы.

– В каком смысле – кризис?

В ее понимании отношения Андерса и Марии представляли собой постоянный кризис.

– Спорим и ссоримся по любому поводу, – вздохнул Андерс. – А на днях она заявила, что не уверена в своих чувствах ко мне. Ясное дело, сказала она это со злости, но все равно. Все не могу забыть эти слова. «И что – и все? – сказала она. – И что, до конца жизни все так и будет?» Словно она живет в аду.

– Может быть, вам лучше взять паузу, – предложила Чарли. – Побыть врозь, перевести дух, подумать и…

– Я этого не хочу. Вовсе не хочу быть с ней врозь.

– Понимаю, – проговорила Чарли, хотя на самом деле не понимала. Они с Марией встречались всего несколько раз и с самого начала почувствовали друг к другу взаимную антипатию. Ситуация еще усугубилась, когда Мария узнала об отношениях Чарли с Хенриком. Судя по всему, она знакома с женой Хенрика. Когда об их интрижке стало известно, Мария запретила Андерсу работать один на один с Чарли – и даже тогда он не протестовал. Вместо этого он стал скрывать, что они работают в паре. Просто трудно себе представить, как можно жить с таким человеком, как Мария.

– Она несчастна, – продолжал Андерс. – Не счастлива.

– А ты счастлив?

– Да, думаю, что да. То есть – ясное дело, я не прыгаю до потолка от счастья каждую минуту… Просто для меня развод не вариант.

– Почему?

– Потому что в моем мире – я имею в виду, из которого происходим мы с Марией, это… это просто-напросто значит потерпеть неудачу.

«А в том мире, из которого происхожу я, потерпеть неудачу – это прогибаться перед другим человеком и не уметь постоять за себя», – подумала Чарли.

Пожалуй, тем, кто родился и вырос на солнечной стороне жизни, тоже не всегда легко.

– Но ты, наверное, все же права, – проговорил Андерс. – Нам нужно личное время. Просто я боюсь, что мы в результате придем к выводу, что ничего не получается, и в конце концов расстанемся. А одиночество… меня оно пугает.

– А что в нем такого страшного? – спросила Чарли.

– Вопрос скорее в том, почему оно не пугает тебя.

– А я и не утверждала, что оно меня не пугает. Просто единение – наигранное единение, когда думаешь, что принадлежишь одному-единственному человеку, вера в то, что можно обрести иммунитет от одиночества за счет обещаний, колец, детей, – оно пугает меня еще больше.

– Но это делает тебя счастливой? – спросил Андерс.

Чарли подумала, что он иронизирует.

– А что ты имеешь в виду под этим словом?

– Просто счастливой, – настаивал Андерс.

– Все по-разному понимают счастье.

– А ты?