Франчиска

— Как это вы здесь появились? Еще и Аника не пришла, а вы уже здесь… — заговорил Купша, но не закончил фразу, как это часто с ним бывало. Он снова уселся на кирпичи.

Викторица, как обычно, не слушала его, но, уловив, что Купша обращается к ней на «вы», рассмеялась.

— А ты чего явился так рано, как домовой? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать. — Домовые зимой спят на печке или в конюшне, в тепле… Я ночевала у двоюродной сестры, а она работает в красильне. Они с шести часов начинают, вот она меня и выгнала пораньше… А ты где живешь, Немой? — болтала она, дуя на ладони и притопывая вокруг Купши, который сидел на кирпиче и рассматривал заплаты на ботинке.

Видя, что Купша не отвечает, Викторица толкнула его коленом в спину.

— Ты что, язык проглотил? Скажи и ты чего-нибудь, дурачок, а то погибнем здесь от холода!

— Я живу в общежитии! — ответил Купша, не глядя на нее.

— В общежитии? Ты переехал? И много вас в комнате?

— Много, — буркнул он.

— Если бы я работала на автогене, включила бы аппарат и погрелась бы! — проговорила с сожалением Викторица, присаживаясь на корточки рядом с Купшей. — Совсем старые у тебя ботинки! — сказала она. — Тебе в них не холодно, Купша?

— Нет! — еще более мрачно буркнул тот.

Викторица взглянула на Купшу и закатилась долгим звонким смехом.

— Дурачок! — проговорила она и хотела было вновь нахлобучить ему на глаза шапку, но тот ожидал этого, быстро сдернул шапку с головы и лукаво посмотрел на Викторицу.

— А в кино ты был когда-нибудь? — спросила она.

— В каком? — переспросил Купша.

— Да в любом. Я вообще спрашиваю… Когда ты первый раз видел кино?

— Значит, — стал соображать Купша, — в первый раз я ходил… Был я раньше в Сигете, ходил, когда еще был не женатым, потом в Байя-Спире, когда не было еще столько народу…

— А в театр ты ходил?

— В театр? Пока я здесь, все как-то не доводилось…

— А там, у вас, ходил? Ну, в этой, Байя-Спире?

— В Байя-Спире, где ходят кошки холостые! — вдруг неожиданно громко рассмеялся он и слегка хлопнул Викторицу по спине.

— Дурачок! Немой! — засмеялась она вместе с ним и снова спросила: — Ну скажи, Купша!

— Чего? — отозвался он.

— Я тебя спрашивала, был ли ты в театре там, у себя? — повторила она несколько нетерпеливо, думая, что он не понимает.

Купша на минуту задумался и потом медленно ответил, глядя в сторону:

— Ну, и там я не был… Только у нас в селе свой театр есть…

— Какой же это театр? — спросила Викторица без особого интереса.

Купша не ответил и стал насвистывать плясовую мелодию. Но так как он до бесконечности повторял одну музыкальную фразу, это наскучило девушке.

— Замолчи, не играй на нервах! — сказала она через некоторое время. — Давай лучше поговорим… И что это никто больше не приходит?

— До половины седьмого никого из наших не жди, разве только Аника придет, да и она, наверное…

— Сдается мне, что нравится тебе эта Аника, — проговорила Викторица, сидевшая на корточках около батареи.

Купша не отозвался, и она продолжала:

— Я ничего не хочу сказать плохого. Мне кажется, что из вас хорошая пара получится. Только она выше тебя, и когда будете драться, она тебе на голову будет плевать.

— Какая пара? — переспросил Купша, тяжело и раздельно выдавливая из себя слова, будто ему что-то угрожало и он готовился к защите. — У меня дома есть жена и дети.

— Подумаешь, какое дело — есть жена. Можешь здесь взять другую. Ты думаешь, что твоя жена дура и спит по ночам с твоей фотокарточкой?

Купша мотнул головой. Викторица поняла, что он расстроился, и принялась нахлобучивать ему шапку, толкать коленками, стараясь как-нибудь развеселить его. Викторица все время смеялась, и ее чистый смех вился тонкой блестящей ниточкой. Купша схватил ее за руки, стиснул их и уставился ей в лицо сердитыми глазами, над которыми нависли черные блестящие брови.

— А ну, отпусти!.. — негромко крикнула она, все еще смеясь. — Какого черта! Думаешь, что за плуг держишься, дуралей? — еще раз крикнула она уже срывающимся голосом, но как только Купша отпустил ее руки, она вновь принялась тормошить его, поглядывая, не идут ли рабочие. — Что же это Аника не приходит? — спросила она через некоторое время.

— Придет, — отозвался он, — еще половины седьмого нет.

— Чего это время так медленно идет, словно кляча тащится? — Викторица вдруг сладко зевнула, издав звук, похожий на мяуканье. — Если не начнем работать, то я лучше домой пойду… Сыта я по горло этой работой! Посмотри, все руки обгорели! — Викторица выставила перед ним на мгновение свои ладони. — Разве это занятие для настоящей женщины?

— А почему это ты, — засмеялся Купша, — настоящая женщина?

Викторица быстро, словно птичка, глянула по сторонам и мгновенно отвесила Купше две оплеухи, так что он даже свалился со своего кирпича.

— Видишь, что я настоящая женщина, дурачок? — воскликнула она своим звонким голосом, в то время как Купша поднимался с земли. — Научись разговаривать с барышней! Говорить я с тобой говорю, а руки для поцелуя не протяну, деревенский дурак!

Купша снова уселся на кирпиче и шутливо спросил: