Франкенштейн

Детство мое протекало безоблачно, как ни у кого. Родители мои были сама снисходительность и доброта, они дарили нам бесчисленные радости. Только насмотревшись на другие семьи, я понял, какое редкое счастье выпало на мою долю, и это только усилило мою сыновнюю любовь.

Нрав у меня был необузданный, но так уж я был устроен, что моя горячность обращалась не на детские забавы, а на познание мира. Меня не привлекали ни чужие языки, ни политика, ни история – я стремился проникнуть в тайны земли и неба, во внутреннюю сущность живого и строение человеческой души. Иными словами, меня интересовал мир физический – в самом высоком и общем смысле этого слова.

Анри Клерваль, в отличие от меня, живо интересовался жизнью общества, людскими поступками, доблестными подвигами. В мечтах он видел себя одним из тех благодетелей рода человеческого, чьи имена бережно хранит история.

Чистая душа Элизы озаряла наш мирный дом, как лампада у алтаря. Вся ее любовь была обращена на нас; ее улыбка, нежный голос и сияющий взор радовали всех вокруг. С каждым днем она открывала нам живую ценность великодушия и человечности, деятельного милосердия и добра.

Я так подробно останавливаюсь на воспоминаниях детства, потому что речь идет о событиях, которые шаг за шагом привели меня к невероятным бедствиям; подобно горной реке, они возникли из едва заметных ручейков, но, разрастаясь по пути, превратились в грозный поток, который унес прочь все мои надежды.

Естественные науки стали моей судьбой, и вот по какой причине. Однажды, когда мне было тринадцать лет, мы всей семьей отправились на купанье в окрестности городка Тонон. Но погода испортилась, и мы на весь день оказались запертыми в гостинице. Там я случайно обнаружил в шкафу томик сочинений алхимика, врача, натурфилософа и астролога Корнелия Агриппы. Я открыл его без особого интереса, но то, о чем он писал, и те удивительные факты, которые приводил, вызвали у меня восхищение. Я поспешил сообщить о своем открытии отцу. Тот небрежно взглянул на заглавный лист книги и сказал: «А, Агриппа! Дорогой Виктор, не трать даром время на все эти старые бредни».

Если бы вместо таких слов, показавшихся мне неубедительными, отец объяснил мне, что выводы этого ученого полностью опровергнуты современной наукой и заменены новыми, более близкими к жизни теориями, – я, возможно, отбросил бы Агриппу и с новым усердием вернулся бы к школьным занятиям. И мысли мои не получили бы того рокового толчка, который привел меня к гибели.

По возращении домой я первым делом раздобыл все сочинения Агриппы Неттесгеймского, а затем труды Парацельса и Альберта Великого[11], королей алхимии. Их книги казались мне сокровищницами тайных знаний, никому не доступных, кроме меня. Я уже говорил, что во мне горело стремление познать сокровенные тайны природы, но даже удивительные открытия современных ученых казались мне лишь первыми робкими шагами на пути к истине. Недаром великий Исаак Ньютон признавался, что чувствует себя ребенком, собирающим ракушки и камешки на берегу неведомого океана Вселенной.

Неграмотный крестьянин каждый день сталкивался со стихиями и на собственном опыте учился узнавать их проявления. Но даже самый глубокий исследователь знал немногим больше. Он лишь слегка приоткрывал завесу тайны, окружавшей живую и неживую материю, но сама тайна оставалась неприкосновенной. Он мог классифицировать, давать названия вещам и явлениям, но ничего не знал о причинах явлений.

Я был столь же невежествен, как крестьянин, и нетерпелив, как всякий юноша, и мечтал сразу получить ответы на все вопросы. А эти книги и их авторы претендовали на то, что эти ответы им известны. Я поверил им на слово и стал их преданным учеником и последователем.

Вам, должно быть, покажется странным, что такое могло случиться не в Средние века, а в восемнадцатом столетии. Но школа в Женеве мало что давала мне по части моих любимых предметов, а отец не имел склонности к наукам о природе. Я все постигал сам, и страсть исследователя сочеталась во мне с детской наивностью. Вот почему я занялся поисками философского камня[12] и эликсира жизни. Золото, которое, по словам алхимиков, можно было получить с помощью философского камня из простых металлов, казалось мне вещью второстепенной. Но какую славу могло бы принести мне открытие эликсира жизни – таинственной субстанции, способной избавить человечество от болезней и сделать его почти бессмертным!

Кроме того, великие алхимики обещали обучить меня заклинанию духов и нечистой силы; и мне страстно хотелось овладеть этим умением. Я пробовал снова и снова, и когда мои заклинания ни к чему не приводили, я приписывал это своей неопытности и ошибкам. Однако в моих наставниках, их знаниях и прозорливости я не смел усомниться.

Итак, я отдал много времени этим полузабытым учениям, путаясь в противоречивых теориях и методах, накапливая груды никому не нужных сведений и руководствуясь только своей полудетской логикой и интуицией. В конце концов неожиданный случай придал новое направление моим мыслям.