Франклин Делано Рузвельт

Поскольку экономика, хоть и поднялась с колен после 1932–33 годов, не спешила восстанавливаться и не достигла показателей, которые наблюдались в годы экономического бума 1920-х, некоторые из ненадежных друзей Рузвельта после его первого года при власти от него отвернулись. И речь идет не только о знакомых по школе Гротон, по Гарварду, а и о соседях в долине реки Гудзон, о воротилах с Уолл-Стрит и членах клуба «Никербокер». Двое из его наиболее мощных сторонников, популярных в народе, ни одного из которых невозможно было даже представить себе среди его оппонентов, перешли к нему в оппозицию. Первым стал Хьюи Лонг, вторым – отец Чарльз Кофлин, радиопроповедник из Детройта, которому внимала большая аудитория слушателей. Кофлин начал с таким энтузиазмом, что, используя сомнительные богословские аргументы, провозгласил «новый курс» «курсом Христа». Лонг, который считал, небезосновательно, что он был основным доверенным лицом ФДР, обеспечившим Рузвельту выдвижение от Демократической партии в 1932 году, и в начале президентства Рузвельта полагал, что в итоге заслуживает большего внимания, ошибся, думая, что сможет впоследствии покровительственно относиться к Рузвельту.

Это был совершенно нелепый просчет, поскольку, если и существовал где-либо человек, который не нуждался в покровителях, то этим человеком был Рузвельт. В гибельном для себя визите в Белый дом в 1934 году Лонг время от времени снимал свою соломенную шляпу в Овальном кабинете только для того, чтобы предостерегающе постучать ею о колено во время разговора с Рузвельтом. С тех пор «Морской царь» (как прозвали Лонга) пошел ко дну, а в Белом доме не проронили и одной слезы после сообщения об его убийстве в городе Батон-Руж в сентябре 1935 года [59] . Убийство сняло угрозу того, что Лонг выступит кандидатом в президенты от третьей партии на выборах 1936 года. Рузвельт не боялся, что Лонг станет победителем; он боялся, что тот сможет навредить ему так же, как дядя Тед навредил Тафту в 1912-м.

Оставались еще две другие возможные угрозы такого рода. Отец Кофлин, который перешел в оппозицию к Рузвельту, не стал менее популярен у своей аудитории. Оглядываясь назад, вспомним трудности первого этапа, с которыми столкнулся Джон Кеннеди почти тридцать лет спустя, убеждая американских избирателей в том, что, как гласит современная шутка, его родной отец в Бостоне более опасен, чем его духовный отец в Риме. Сложно поверить, что одетый в сутану католический священник мог бы хоть сколько-нибудь представлять угрозу для Рузвельта в середине 1930-х. Еще одну угрозу представлял калифорниец доктор Френсис Таунсенд, врач, популярный среди своих пациентов, который в конце 1933 года решил для себя, что милленаристские учения [60]  более интересны, чем установление диагнозов. Он предложил программу, согласно которой, как здоровье экономики, так и социальная справедливость выйдут на новый уровень, если федеральное правительство гарантирует каждому человеку после шестидесяти лет пенсию в размере 150 долларов с последующим ее повышением до 200. Суммы даже с точки зрения 1930-х не были астрономическими, ими вряд ли бы прельстились Дж. П. Морган или Уильям Рэндольф Херст, но их было бы достаточно, чтобы нарушить политику финансового благоразумия и предложить землю обетованную многим малоимущим старикам, а также тем, кто с опаской ожидал приближения пенсионного возраста. К счастью для сдерживания такого предложения, в возрастной структуре населения того времени не наблюдалось такое старение нации, как сейчас. Тем не менее, предложение Таунсенда очень быстро стало популярным не только в Калифорнии, но даже на востоке, в Чикаго, где на собрании его клубов «Пенсия по возрасту» даже выступили в поддержку стратегии третьей партии, с чем доктор имел благоразумие не согласиться.