Франклин Делано Рузвельт

Во второй половине 1941 и в 1942 году Рузвельт был чрезвычайно недоволен продвижением дел в сфере промышленной мобилизации США. Производство росло, но слишком медленно, чтобы всецело удовлетворить многочисленные обязательства США: снарядить свои собственные силы, поддержать на должном уровне поставки в Великобританию, согласно Закону о ленд-лизе, и, начиная с середины лета, удовлетворить, по крайней мере, хотя бы часть растущих с каждым днем потребностей Сталина. Что касается последнего пункта, в общественном мнении американцев существовали серьезные сомнения по поводу того, следует ли вообще оказывать такую помощь. Изоляционисты, осознав свой проигрыш в вопросе помощи Великобритании, принялись яростно противодействовать помощи коммунистам.

Газета Chicago Tribune, экс-президент Гувер и сенатор Роберт А. Тафт (штат Огайо), который тогда только появился на государственной арене, составили трио сопротивления. Тафт заявил, что победа коммунистов будет гораздо более опасной, чем победа фашизма (маловероятная перспектива летом 1941 года; многие другие возражали против помощи России исходя из иных соображений, что это значило бы разбрасываться хорошей военной техникой после поставок устаревшей или, по крайней мере, непригодной). И даже такой здравомыслящий человек, как сенатор Гарри Трумэн выступил с довольно экстравагантной теорией, что, если бы Германия выигрывала войну, то Соединенным Штатам следовало бы помочь СССР, но, если бы побеждал СССР, то, вероятно, нужно будет поступить наоборот. Однако он все же добавил, что самое последнее, чему он хотел бы стать свидетелем, – так это победе нацистов. Сначала это звучит как невероятно глупое предложение от человека, который впоследствии проявит такой недюжинный здравый смысл, но, я полагаю, можно утверждать, что он фактически предвидел, заглядывая вперед, будущую блокаду Берлина в 1948 году.

Все эти тревожные сигналы и экскурсы нисколько не поколебали позицию Рузвельта. Он держался своих стратегических решений: о том, что Германия должна быть разбита первой, а уж за ней – Япония. И даже до того, как США вступили в войну, это означало, что помощь СССР является более важной, чем пособничество антикоммунистическим веяниям. В некоторой степени президент в этом вопросе последовал примеру Черчилля, который имел больше исторического багажа за плечами и который был ярым сторонником скорейшего подавления социалистической революции в России, тогда как Рузвельт (в ноябре 1933 года) стал первым американским президентом, провозгласившим дипломатическое признание советского правительства. Однако политика помощи России была спонтанным выбором Рузвельта, как до, так и после Перл-Харбор. Затем он очень быстро осознал, что он лучше, чем Черчилль, может договориться со Сталиным, несмотря на то, что они впервые встретились только на Тегеранской конференции в октябре 1943 года. Тем не менее, в его предложении был некий смысл. Со времени визита Гопкинса в Москву в августе 1941 года наметились симптомы, которые обеспокоили Черчилля. Премьер осознал, что одна большая страна может понять другую большую страну лучше, чем советские могут понять маленький остров, считавший, что его «нашивки за ранение» в 1940 году заслуживают более внимательного отношения и уважения, чем выказали Союзники. Рузвельт время от времени предлагал, что поскольку он в лучших отношениях со Сталиным, то Союзные Силы только бы выиграли, если бы он провел с ним двухстороннюю встречу. Это всегда задевало Черчилля за живое, хотя сам он провел две двухсторонние встречи со Сталиным и не меньше шести с Рузвельтом. Факт остается фактом, Черчиллю удавалось расстроить любые незапланированные советско-американские встречи, однако премьер-министр был каждый раз серьезно обеспокоен, когда Рузвельт, как в Тегеране, так и в Ялте, пытался показать себя независимым в равной степени от обоих.

Невозмутимость ФДР по поводу принятия стратегических решений (причиной, вероятно, являлось то, что Рузвельт знал о военных делах меньше Черчилля) проявлялась в настойчивом желании следовать принципу «сначала Германия», даже когда Стимсон и Маршалл были встревожены тем, что президент так легко принял концепцию периферийной войны и «средиземноморскую» стратегию Черчилля. Пентагон настоятельно советовал ФДР по крайней мере пригрозить возможностью начать разыгрывать «японскую карту» первой, что, кроме всего прочего, соответствовало бы общественному мнению американцев. Рузвельт, однако, никогда не давал слабину в этом вопросе. Впрочем, на англо-американской встрече «Трайдент» (Третья Вашингтонская встреча) в мае 1943-го он почувствовал, что настал час говорить с Черчиллем без обиняков – в ограниченном кругу людей, а именно, в присутствии начальников штабов двух стран – о желании премьера развивать «балканскую» стратегию, в частности, о его навязчивой идее вовлечения в войну на стороне Союзников Турции.