Франклин Рузвельт

Но когда Элеонора, выезжая за пределы Вашингтона, беспокоила мужа по мелочам, это вызывало его раздражение. Однажды он получил от жены гневное письмо по поводу того, что в каком-то почтовом отделении города Атланты существуют отдельные туалеты для белых и черных. Рузвельт, немало сделавший для уменьшения сегрегации, понимал, что одним ударом ликвидировать ее невозможно. На это письмо он ответил, что лучше бы супруга обращала больше внимания на хозяйственные дела, например на то, какую еду подают в Белом доме: шесть раз в неделю его кормили куриным мясом, а после выражения им недовольства стали давать на обед баранину — также шесть дней в неделю. Правда, смягчая раздражение, Франклин тут же переходил на шутливый тон, который, однако, не мог скрыть его истинных чувств: «Я дошел до такого состояния, что мой желудок явно бунтует, и это никак не помогает моим отношениям с другими странами. Я сегодня укусил двух [их представителей]» ^{671}. Недовольство Рузвельта кухней Белого дома не было показным. При всей своей непритязательности он даже кофе варил себе сам, убеждая Эллиота, что прислуга не умеет готовить его как следует ^{672}.

Примерно таким же был результат, когда Элеонора вступилась за троих младших офицеров. Лишенные нашивок по решению квалификационной комиссии, установившей их служебное несоответствие, они нашли какие-то обходные пути, чтобы привлечь к себе внимание миссис Рузвельт. Та, в свою очередь, написала военному министру Стимсону, призывая его лично разобраться в этом деле. Чтобы не портить отношений с супругой президента, министр так и поступил. Убедившись в справедливости решения о дисквалификации, он затем заявил «пострадавшим»: «Если кто-либо узнает, что три молодых человека смогли решить свои дела через задние двери Белого дома, с демократией в Соединенных Штатах будет покончено» ^{673}.

Любопытный портрет супруги президента содержался в стихотворении неизвестного автора «Леди Элеонора», сохраненном в рузвельтовском архиве:

And despite her global milling,
Of the voice there is not stilling,
With its platitudes galore,
As a gushes on, advising,
Criticizing and chastising,
Moralizing, patronizing,
Paralyzing — ever more Advertizing Eleanor ^{674}.
...
Как величава и глобальна,
Плюс голос, нудный максимально,
Твердящий всё, что тривиально:
То критикуя, проклинает,
Парализуя, нападает,
То помогая, поощряет.
С рекламой дружит с давних пор.
И это всё — Элеонор [40].

Оценки, данные первой леди в этом нелицеприятном стихотворении, были не столь уж далеки от истины. Представляется, что Рузвельт, при всём своем теплом отношении к супруге, с годами стал всё больше уставать от ее невероятной активности.

* * *

Американцы в последний раз услышали голос президента по радио 6 января 1945 года. До его кончины оставалось 96 дней. Это было в известном смысле завещание Рузвельта, который говорил в основном о своих надеждах, связанных с послевоенным устройством мира, о сложностях перехода к мирной жизни, о решимости преодолеть их. Последними словами этого обращения были:

«Сегодня мы, американцы, вместе с нашими союзниками делаем историю. И я надеюсь, что это будет более светлая история, чем вся история прошлого.

Мы молимся о том, чтобы быть достойными тех безграничных возможностей, которые нам даровал Бог» ^{675}.

Напряженнейший труд тяжелобольного человека, не дававшего себе послаблений в течение нескольких десятилетий, не мог в конце концов не отразиться на его общем самочувствии. Хотя Рузвельт на протяжении всего этого времени отдыхал по несколько раз в году, по сути дела он лишь менял местопребывание — перебирался из Вашингтона в Уорм-Спрингс или Гайд-Парк, позже в Шангри-Ла. Он наслаждался свежим воздухом, больше времени был на природе, но не оставлял государственные дела — принимал посетителей, в том числе самого высокого ранга, изучал доклады, обдумывал очередные правительственные комбинации и свои выступления, указания командующим родами войск, намечал законодательные предложения и исполнительные распоряжения и т. д.