Франклин Рузвельт

Рузвельту всё же удалось побывать на фронте. В начале августа он участвовал в наступлении франко-американских войск в районе Шато-Тьерри. Вместе с бригадой морской пехоты он шел в атаку, преодолевая заполненные водой траншеи, проходя мимо свежих могил с наспех сооруженными крестами с американскими именами и трупов только что погибших соотечественников.

Под Верденом, попав под шквальный огонь противника, он проявил хладнокровие. Он наблюдал за огнем американской артиллерии и даже сам выстрелил из мортиры в сторону германской позиции. Согласно докладу летчика-разведчика, выстрел был удачным. Позже Рузвельт не раз вспоминал этот эпизод, скромно добавляя: «Я не знаю, сколько [человек] я убил, если убил вообще».

Разумеется, всё это были в основном экстравагантные поступки сравнительно молодого, жаждущего острых ощущений человека, тем более что никакого отношения к сухопутным военным действиям заместитель военно-морского министра не имел. Но Франклин был настолько возбужден боевыми делами, что во время одного из сражений позабыл на капоте своей машины портфель, в котором находились документы с грифом «строго секретно». К счастью, немецких шпионов поблизости не оказалось и посланный гонец благополучно доставил растеряхе портфель.

Во время одной из операций Рузвельт оказался в бельгийском городе Ла-Панн, незадолго до этого занятом войсками Антанты, где пообедал с королем Бельгии Альбертом. Они выехали в соседнюю деревню, которая только что подверглась вражескому обстрелу. Один из снарядов разрушил крохотную ратушу, на площади перед ней валялась масса старых листов бумаги. Оказалось, что это фламандские документы, относившиеся ко второй половине XVI века. Просмотрев обрывки, Франклин обнаружил среди них записи о морских экспедициях к берегам Америки. Рузвельт был поражен неразрывной связью времен и континентов: находясь в бельгийской деревушке, в нескольких километрах от германских окопов, он вдруг погрузился во времена освоения европейцами земли, которая являлась его родиной ^{136}.

Трудно судить, насколько эта находка повлияла на отношение Рузвельта к историческим документам, но можно полагать, что наряду с другими впечатлениями она внесла вклад в постепенно формировавшееся у него бережное отношение к письменным свидетельствам. Может быть, современные историки в какой-то мере обязаны бельгийской деревне грандиозным объемом личного архива Рузвельта в Гайд-Парке.

Возвратился Рузвельт на родину ненадолго — всего на четыре месяца. После подписания в ноябре 1918 года Компьенского перемирия, завершившего Первую мировую войну, он был включен в состав делегации США на мирную конференцию в Париже, разумеется, в качестве не полноправного члена, а консультанта и помощника. Он всячески старался подбирать дополнительные весомые аргументы в пользу излюбленных идей президента о «равных возможностях» и «открытых дверях».

Но главное, Рузвельту было поручено контролировать отправку в США личного состава американского флота и морской пехоты, а также организовать продажу американского военного имущества, в большом количестве скопившегося на французской территории, и урегулировать другие финансовые вопросы, связанные с пребыванием американских войск во Франции.

К этому времени взаимоотношения между союзниками стали значительно хуже. Возникло взаимное недоверие, стремление обойти друг друга. Французские лидеры и прежде всего премьер Клемансо пытались закрепить гегемонию своей страны в послевоенной Европе и всячески преуменьшали роль союзников, особенно США, которые действительно включились в военные действия только на заключительном этапе.

Дело дошло до того, что власти Франции потребовали от США внесения арендной платы за землю, на которой находились американские воинские кладбища. Этот вопрос был решен Рузвельтом, проявившим вдобавок к другим своим качествам умение вести переговоры. С французскими чиновниками была достигнута договоренность, что американцы будут вносить лишь символическую плату за уборку кладбищ без каких-либо арендных взносов, которые были бы невелики, но воспринимались бы американцами как глубокое оскорбление их чувств.

Более или менее успешно прошли и переговоры с разными фирмами и государственными органами по поводу продажи построенных или купленных американцами зданий, пирсов, ангаров и т. п. Назревал послевоенный экономический кризис, чреватый резким падением цен, поэтому Рузвельт торопился. Современники были согласны с тем, что он сделал максимум возможного. Особенно его хвалили за продажу правительству Франции через министра освобожденных регионов (Эльзаса и Лотарингии) Андре Тардьё радиостанции в Бордо за четыре миллиона долларов. Довольный Франклин писал своему начальству: «Самым успешным, что я вытянул из Парижа, была продажа радиостанции французскому правительству. Они уклонялись и тормозили больше шести недель, и я в конце концов заявил Тардьё, что если они не хотят сами взять ее, я прикажу ее разобрать и отправить домой… Они согласились взять ее на следующий день» ^{137}.