Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

В конце марта Стимсон, Маршалл и компания подготовили два плана открытия второго фронта. Одним планом предусматривалось подготовить к апрелю 1943 года для массированной переброски через Ла-Манш в Европу ряда дивизий (в количестве от 18 до 21), включая бронетанковые, мотопехотные и авиадесантную. Был разработан мобилизационный план и для более ограниченной операции, с использованием втрое меньшего количества войск, — на осень 1942 года. Содержание второго плана выдавало озабоченность армии, как бы Советы не стали к этому времени либо слишком слабы, либо слишком сильны. Его предполагалось привести в действие в случае неминуемого разгрома русских в отсутствие второго фронта. «В этом случае удар должен рассматриваться как жертва ради общего дела». Выполнение плана предусматривалось, в случае если оборона немцев в Западной Европе ослабнет до критического уровня.

Первого апреля 1942 года Стимсон и Маршалл принесли свои планы в Белый дом. Их беспокоило, как отреагирует на эти планы президент. В предыдущие встречи он продемонстрировал, по их мнению, склонность с явной готовностью откликаться на многочисленные нужды союзников, рассеянных по всему свету, и своих командующих региональными группировками войск. Стимсон опасался, что президент поддастся и теперь «соблазну распыления сил». Маршалл называл привычку Рузвельта оценивать новые операции «манипуляцией собственным мундштуком». Но на этот раз они обнаружили, что шеф готов к ним прислушаться. Что бы ни происходило, он понимал важность поддержки русских и их боеспособности. Президент не только одобрил удар через пролив, но решил также послать Гопкинса и Маршалла в Лондон посоветоваться с Черчиллем. Решение президента «знаменует памятный день войны», записал Стимсон в дневнике в апрельский День дурачеств.

«То, что сообщат Вам Гарри и Джордж Маршалл, я поддерживаю умом и сердцем, — писал Рузвельт через три дня Черчиллю. — Ваш и мой народы требуют открытия второго фронта, чтобы ослабить давление на русских; люди достаточно мудры, чтобы понимать: русские сегодня убивают немцев и уничтожают их военной техники больше, чем мы с Вами, вместе взятые. Если даже планом не будет достигнут полный успех, сохранится великая цель...»

Американцы, обнаружив в Лондоне, что Черчилль живо интересуется их планами, направили Рузвельту послание с оптимистическим прогнозом — есть перспектива подписать соглашение. На самом деле Черчилль отнесся скептически к идее ранней широкомасштабной переброски войск на континент через пролив и напрочь отвергал чрезвычайный десант осенью 1942 года. Взыграли все его старые страхи: боязнь еще одного отчаянного десанта с большой вероятностью его разгрома и спешной эвакуацией войск, как в Галлиполи; опасения брать на себя обязательства, прежде чем американцы выделят крупные контингента сухопутных войск и авиации, память о кровавой бане во Франции в Первую мировую войну. Как обычно, он увлекался идеями периферийных операций — в данный момент лелеял идею вторжения в Северную Норвегию. Военачальники Черчилля, особенно Брук, подкрепляли страхи и сомнения премьера мнениями военных экспертов. Впрочем, вопреки обыкновению Черчилль не выражал свои взгляды в резкой, откровенной форме. В принципе он допускал удар через пролив, но обставлял свое согласие оговорками и ограничениями. На данном этапе он не хотел ни обескураживать своего союзника Сталина (в конце концов, он еще может пойти на какую-то сделку с Гитлером), ни огорчать своего друга Рузвельта (что, если он уступит требованиям общественного мнения и сконцентрирует силы США в Тихоокеанском регионе, забросив стратегию «приоритет Атлантики»).

Лондонские встречи проходили во время победоносных операций японского флота в Бенгальском заливе. Снова и снова в воображении Черчилля всплывали мрачные картины завоевания японцами Индии и их встречи на Ближнем Востоке с немцами. На самом деле эти воображаемые картины оставались страшилками: японцы не планировали вторжения в Индию. В данный момент они направлялись как раз в противоположную сторону для проведения флотом операции в центральной части Тихого океана и развязывания рокового конфликта у Мидуэя. Гитлер слишком увяз в России, чтобы решать какие-либо стратегические задачи на Ближнем Востоке. Немцы и японцы не имели даже общей стратегии.

И все же Черчилль предчувствовал смертельную угрозу. Потерять 400 миллионов индийских подданных его величества — это позор; позволить немцам и японцам обменяться рукопожатиями в Индии или на Ближнем Востоке — значит допустить «безмерную катастрофу». Рузвельт сомневался, что противники обменяются рукопожатиями, но был убежден: Черчилль глубоко переживает свою ответственность за судьбу этого огромного уязвимого региона, подвластного империи.

ПОПРАВКА: РОССИЯ, ВО-ВТОРЫХ