Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

Президент уже не мог настаивать, особенно после того, как его собственные действия стали противоречить плану 1942 года. Уступив англичанам, он добивался выполнения решения по Африке, поскольку уходило время и для проведения операции меньшего масштаба. Когда Гопкинс телеграфировал, что англичане склонны к проволочкам в осуществлении этого решения, Рузвельт потребовал, чтобы планирование операции началось немедленно и высадка в Африке произошла не позднее 20 октября. С облегчением узнав, что эти действия наконец начались, сказал Гопкинсу: «Передай Черчиллю, что приказы теперь — вперед до полного!»

Кто даст знать обо всем медведю в Москве? После обнадеживающих переговоров и полуобещаний каким образом сообщить Сталину, что удара через пролив в 1942 году не будет? Черчилль, направлявшийся в Каир произвести перестановки в ближневосточном командовании после броска Роммеля на восток, мрачно вызвался заехать в Москву, чтобы поделиться дурными вестями. Президент предложил проинформировать Сталина о том, что порядок военных операций на 1942 год определен, но не раскрывать их характера.

— Для нас существенно помнить о своеобразии личности нашего союзника, — говорил Рузвельт, — и о той сложной и опасной ситуации, в которой он находится. Думаю, нам следует попытаться поставить себя на его место, — ни от кого, чья страна подверглась нападению, нельзя ожидать подхода к войне с глобальной точки зрения.

Черчилль вылетел из Каира в Москву 10 августа — с таким чувством, будто везет большой кусок льда на Северный полюс. Для русских это тяжелое время. Немецкие войска взяли Севастополь и оккупировали весь Крым. Легко овладев Ростовом, форсировали Дон и начали медленно двигаться к Сталинграду. Южнее продвинулись к восточному побережью Черного моря, проникнув в предгорья Кавказа и устремляясь к вожделенным нефтяным месторождениям на юго-востоке. Сталин, вновь столкнувшись с отчаянными нехватками всего необходимого, не мог забыть перебои в поставках и их отклонения, с которыми Черчилль и Рузвельт либо мирились, либо сами им потворствовали, — отклонения в Тихоокеанский регион, на Ближний Восток и даже в Англию. После того как десятая часть конвоя в Мурманск была уничтожена, Черчилль распорядился прервать столь опасные экспедиции в те длинные летние дни. Сталину он сказал, что не может защищать конвои большими военными кораблями, так как крупные потери поставят под угрозу «все военно-морские силы союзников в Атлантике». В конце июля Сталин с возмущением ответил, что войны без потерь не ведутся и СССР несет гораздо большие потери, и добавил: «Я со всей определенностью заявляю, что советское правительство не может дожидаться открытия второго фронта в Европе до 1943 года».

Вместе с Черчиллем в Москву вылетел Гарриман; он информировал обеспокоенного Рузвельта о происходящем телеграммами. В первую вечернюю встречу Сталин, сообщал Гарриман, парировал аргументы Черчилля с резкостью, близкой к оскорблению. Нельзя выигрывать войны, говорил он, если бояться немцев. Он проявил мало интереса к идее открытия второго фронта в 1943 году. Черчилль искусно перевел разговор в русло обсуждения массированных бомбардировок немецких городов — тема, которую Сталин согласился обсуждать, — и затем перешел к планам вторжения в Северную Африку. Сталин тотчас живо заинтересовался этими планами и задолго до осуществления блестяще их обосновал.

На следующий вечер, однако, атмосфера переговоров вновь ухудшилась. Открывая встречу, Сталин вручил Черчиллю и Гарриману памятную записку с подтверждением, что открытие второго фронта в 1942 году «предрешено» во время поездки Молотова; Советы строили планы на летние и осенние месяцы своей военной кампании с учетом открытия этого фронта; срыв высадки в Европе не только «наносит моральный удар по советскому общественному мнению», но и ухудшает военные позиции англичан и американцев. Сталин сказал: если бы английская пехота сражалась с немцами, так же как русские или те же Королевские ВВС, то не столь боялась бы их. Черчилль ответил:

— Я прощаю это замечание только из-за храбрости русских солдат.

Когда Гарриман коснулся планов переброски американских самолетов через Сибирь, диктатор повернулся к нему и отрезал:

— Войны не выигрываются планами.

На следующий вечер, сообщал Гарриман Рузвельту, произошла неожиданная смена настроения. На официальном обеде Сталин находился в прекрасном расположении духа и, казалось, совершенно забыл о неприятностях предыдущего вечера. В ходе заключительной встречи пригласил Черчилля в свои апартаменты и, представив гостю свою дочь Светлану, уделил беседе с ним шесть часов. «В целом, — телеграфировал Черчилль Рузвельту, — я определенно доволен своим визитом в Москву». Рузвельт телеграфировал Сталину: «Нам нужно объединить свои силы против Гитлера как можно раньше».