Идея поездки принадлежала Уилки, но президент ухватился за нее и оказал ему полное содействие в ее подготовке. Поскольку Уилки собирался возвратиться незадолго до выборов, всякая надежда на реальное сотрудничество президентских партий, по крайней мере в 1942 году, улетучивалась. Желание Уилки совершить поездку легко понять, но каковы мотивы Рузвельта? В начале года Элеонора Рузвельт заметила мужу, что демократическая партия трещит от бездействия. Республиканцы трещат еще больше, откликнулся Рузвельт, и затрещат больше этого, когда президент возьмет Уилки в свою администрацию. Теперь же титулованный республиканский лидер отсутствует в разгар выборной кампании. Уилки расставался при крайней нужде с большим числом политических соратников — людей, которые боролись на его стороне в 1940 году и через два года баллотировались на выборы в конгресс. На несколько недель он станет личным представителем президента. Неужто президент добивался лояльной оппозиции? Рассчитывал ли он на то, что великая старая партия будет трещать и трещать, пока не обратится в пыль?
Да, демократическая партия трещала по швам. Ее национальный председатель Эдвард Дж. Флинн, привыкший к прямой и прямодушной борьбе у себя дома, в Бронксе, никогда не участвовал в выборах, подобных этим. Когда он лишь предположил возможность доброй драчки, сказав, что укомплектование палаты представителей республиканцами — катастрофа, президент сделал ему внушение. Национальному председателю полагается определять главные направления предвыборной кампании, но каковы они? Флинн не был в состоянии направлять деятельность партии даже в дополнительные выборы, поскольку проведением выборов в конгресс занимались комитеты по выборам демократической партии в сенат и палату представителей. Однако эти комитеты тесно связаны с руководством партийной фракции в конгрессе. В их ведении находились ограниченные финансовые средства, вопросы, которые не вызывали споров у демократов-конгрессменов. Фактически они не контролировали прохождение кандидатов от демократической партии в конгресс. Единственная сила, которая могла повлиять на подобные выборы извне, — Белый дом, единственный партийный лидер — Рузвельт, но он отложил партийную политику на будущее и подчеркивал, что главной проблемой остается победа в войне. Как в таких условиях вести выборную кампанию?
Республиканцы возмущались отсрочкой политической борьбы со стороны партии, пользующейся властью, и это понятно. Они знали, что Рузвельт слишком привержен политике, чтобы подняться над партийными пристрастиями. И в самом деле, Белый дом — неподходящее место для уклонения от политики. Судьи, руководители почтового ведомства, федеральные прокуроры назначались оттуда, и вокруг этих призовых мест, как бы они ни были незначительны, велась яростная борьба, обычно негласная, но иногда выходившая наружу — тут и взаимные обвинения, и заголовки в газетах. Два назначения Рузвельта вызывали особую ярость: одно — Роберта Е. Ханнегана, руководителя филиала партии в Сент-Луисе, главой Комиссии по государственным сборам в казну; другое — «клеврета» босса Фрэнка Хейга из Джерси-Сити федеральным судьей Нью-Джерси. Даже Джордж Норрис, сенатор от штата Небраска, разошелся в мнениях со своим другом — хозяином Белого дома из-за последнего назначения. Он громогласно заявил в сенате, что встает вопрос о том, «распространится ли влияние одной из наиболее порочных и демагогических организаций, которая когда-либо существовала, за пределы Нью-Джерси и подпадет ли под него вся федеральная администрация. Казалось, на Рузвельта не подействовала эта вспышка гнева старого политика мирного времени. Когда конгрессмен Мэри Нортон назвала губернатора Нью-Джерси Чарлза Эдисона отъявленным лицемером за то, что он сопротивляется назначению судьей Хейга (к чьей помощи, как утверждала Нортон, прибегал во время своей выборной кампании), Рузвельт прислал ей краткую записку: „Дорогая Мэри, ты великая женщина!“.