В Адаке президент попал в обстановку активной деятельности на военной базе, сооружение которой почти завершилось. Говорил с офицерами и персоналом командно-диспетчерского пункта морской авиации.
— Джентльмены, — сказал Рузвельт, — мне нравится ваша еда. Здешний климат мне тоже нравится.
Все расхохотались.
— Вы не представляете, что тысячи людей отдали бы все на свете, чтобы пожить с вами в этих местах.
На лицах слушателей появилось выражение недоверия: Алеутские острова принято считать наихудшей ледяной дырой, в которую можно попасть. Но перед ними стоит главнокомандующий и рассуждает об Аляске как новом месте расселения бывших военнослужащих после войны. Побережье Аляски, продолжал президент, напоминает ему прибрежные воды штата Мэн и Ньюфаундленда, где он бывал в детстве. Погода тоже ему знакома: постоянный ветер, дождь и туман вдоль побережья Аляски и далее вплоть до Бремертона.
Для обратной поездки президент вместе с сопровождением, включая Фалу, перебрались на эсминец. Но с погодой им не везло: столь скверная, что Рузвельт, сидя в поезде, пересекавшем страну на пути в Вашингтон, диктовал длинный жалобный опус под заголовком «У Мэри маленький барашек. Версия 1944 г.», в котором обвинял флот в «низости», поощрившей адмирала Макинтайра употреблять новое слово почти в каждом предложении.
Никогда Рузвельт не принимал свою роль главнокомандующего так близко к сердцу, как в дни своего пребывания на Тихоокеанском театре войны. Он наблюдал великолепное взаимодействие солдат, оружия и военной техники во время имитации боя; видел, как лицо раненого светится неожиданной радостью; лежа на койке в каюте капитана, прислушивался — под ним натужно и глухо отбивали такт двигатели могучего крейсера. Он находил, что Пёрл-Харбор значительно разросся с введением в строй новых кораблей и доков, рассматривал с Нимицем и Макартуром альтернативы дальнейших операций ' в Тихоокеанском регионе. Президент не приглашал участвовать во встречах на Гонолулу Маршалла, Кинга или Арнолда. На этот раз он хотел иметь дело с командующими секторами Тихоокеанского театра войны самостоятельно, разве что при участии Лихи. Осенью ему предстоял экзамен на роль главы исполнительной власти и ведущего политика. Рузвельт хотел также — действительно стремился — сначала экзаменоваться на роль главнокомандующего.
По свидетельству Халла, Рузвельту нравился этот титул. Государственный секретарь писал, что на обеде с министрами администрации, когда Халл собирался произнести тост, президент попросил обращаться к нему как к главнокомандующему, а не президенту. Адмирал Кинг тоже писал позднее: за несколько недель до встречи в Гонолулу Лихи зашел к нему и сообщил — президенту хотелось бы, чтобы Кинг упразднил использование традиционного термина «главнокомандующий» по отношению к флоту США в целом, а также к Атлантическому и Тихоокеанскому флотам и изменил название этих должностей на звания командующих каждого из этих флотов. Таким образом, останется единственный главнокомандующий. Что это было — приказ или просьба, спрашивал Кинг. Лихи сказал, что просьба; он точно знал: президент хочет, чтобы указание выполнили. Кинг решил, что Рузвельт просто желает подчеркнуть свою роль в год выборов.
Но дело не только в этом; Рузвельт не просто принял роль главнокомандующего — он вжился в нее. Точно так же, как ему доставляло удовольствие рассказывать репортерам о своей былой журналистской работе (главным образом в «Гарвард кримзн»); или фермерам — что занимается лесоводством; или бизнесменам — что участвовал в различных финансовых проектах, теперь он мог говорить военным о своем опыте главнокомандующего. Но чувство сопричастности военной роли более глубокое, быть может, потому, что он остро ощущал свою неполноценность в связи с непрохождением действительной военной службы в годы Первой мировой войны. Ему хотелось быть профессиональным военным; мало иметь должность помощника министра флота во время той войны — он страстно стремился к службе на заморских территориях; недостаточно занимать пост президента Соединенных Штатов — нужно стать символом в военной форме.
Следствием этого стало глубокое взаимопонимание между президентом и его военачальниками. Он часто подтверждал, что никогда не навязывал штабу свои решения.
— Между нами не было существенных разногласий, — говорил он, имея в виду Объединенный комитет начальников штабов (ОКНШ), — не было даже мелких разногласий.