Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

— Мир, как и война, приходит тогда, когда есть воля для его достижения, и там, где имеется сила, способная его упрочить.

Совет Объединенных Наций должен иметь прерогативу действовать быстро и решительно для обеспечения мира силой, если это необходимо. Полицейский не отвечает своему назначению, если, увидев, как злоумышленник забрался в чужой дом, вместо решительных действий побежит в ратушу и станет требовать от муниципальных властей ордера на арест злоумышленника.

Здравый смысл подсказывает мне: если глобальная организация вообще возможна, то американский народ должен наделить своих представителей правом активно действовать в рамках этой организации. Если мы не схватим злоумышленника, когда есть возможность, позволим ему уйти с награбленным имуществом, потому что муниципальные власти не обеспечили нам санкцию на арест, то мы не способны нести свою долю ответственности за предотвращение новой мировой войны...

День пребывания в Нью-Йорке ознаменовался двойным триумфом для президента. Четырехчасовая 50-мильная поездка по городу развеяла сомнения в недостатке у главы государства здоровья и жизненных сил. Конечно, газеты противников Рузвельта, включая «Дейли ньюс», поспешили поместить фото, на котором президент выглядел усталым, с болезненным цветом лица и обострившимися чертами, но, возможно, не менее двух миллионов жителей города уже видели поднятую в приветственном жесте руку президента и его обаятельную улыбку. В своей речи в тот вечер он переиграл Дьюи в вопросе миротворческой политики. Сенатор-республиканец Джо Болл, протеже Гаролда Стассена, все еще служившего в командовании ВМС в южной части Тихого океана, тотчас поддержал Рузвельта на том основании, что президент решительно и бесповоротно взялся за решение центрального вопроса — участия Америки в международных делах, которому противодействовали изоляционисты; от обсуждения этого вопроса уклонялся Дьюи.

Через шесть дней Рузвельт провел избирательную кампанию в Филадельфии. Снова он часами ездил по кварталам города в открытом автомобиле, и снова лил дождь. В городе братской любви он говорил о войне — о своих усилиях по строительству флота после Пёрл-Харбора, о противодействии республиканцев, о людях, которые смеялись над его призывом производить 50 тысяч самолетов в год, о военной стратегии, военных поставках, тыловом обеспечении и численности войск. Однажды он упомянул об участии в войне своих четырех сыновей.

— Я могу говорить как человек, который знает кое-что о чувствах родителей, чьи сыновья сражаются за рубежом.

В ответ на обвинения Дьюи решительно заявил, что военнослужащие вернутся после войны домой как можно быстрее:

— Ничто не помешает выполнению этого обязательства.

Два года назад успешная высадка на побережье Африки не могла бы осуществиться до проведения выборов в конгресс. Теперь Рузвельту снова повезло. Макартур 21 октября высадился на острове Лейте, в Центральных Филиппинах. Он заявил на пляже:

— Я вернулся.

Генерал попросил филиппинцев сплотиться вокруг него и «следовать за ним за чашей Грааля справедливой победы». Рузвельт не мог упустить удобный случай.

— Думаю, это замечательно, — сказал он в своем выступлении перед избирателями в парке Шайбе, — что менее чем за пять месяцев мы провели крупные наступательные операции в Европе и на Филиппинах — в регионах, отстоящих друг от друга на расстоянии тринадцать тысяч миль.

Говоря о блестящих операциях на Филиппинах, интересно знать, как себя чувствуют те, кто утверждал несколько недель назад, будто я не посылал достаточно войск и снаряжения генералу Макартуру по политическим соображениям?

Президент процитировал «известного оратора-республиканца», говорившего: «...ваша нынешняя администрация — самое впечатляющее сборище некомпетентных лиц, которое когда-либо занимало государственные учреждения».

— Ну, вы понимаете, — говорил он, — это достаточно серьезное обвинение, поскольку из него можно сделать вывод, что мы проигрываем войну. Если так воспринимать, это поразительная новость для большинства из нас — и, конечно, для нацистов и японцев.

На следующий вечер Рузвельт выступал прямо из автомобиля на солдатском стадионе в Чикаго. Это выступление не забудет никто из присутствовавших там, отмечал позже Розенман. Собралось более 100 тысяч человек; еще 100 тысяч слушали речь президента за пределами стадиона. С озера дул холодный ветер, слова Рузвельта едва доносились до ограждения, но ему как-то удалось овладеть вниманием толпы.

Президент говорил, что это самая странная из всех его избирательных кампаний. Цитировал республиканцев, признававших: эти так называемые недотепы и растяпы в Вашингтоне сумели провести великолепные законопроекты, обеспечившие экономический прогресс; эти так называемые сварливые усталые старики создали мощнейшую военную машину, какой мир еще не знал, этого уже не изменишь, и «именно поэтому наступило время для перемен».