Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

Ряд военачальников Черчилля решительно возражали против выделения войск из состава британских сил на театре войны в Северной Африке, который они считали вторым по значению после фронта на самих Британских островах. Генерал Алан Брук недоумевал: почему политики не понимают простого принципа, диктующего необходимость концентрации сил в жизненно важном месте и недопустимость распыления усилий? В отличие от Рузвельта Черчилль был не просто и исключительно Верховным главнокомандующим вооруженных сил. В отличие от Гитлера он не мог просто отмахнуться от своих генералов. Черчилль занял также пост министра обороны, чтобы никакой посредник не помешал его непосредственному влиянию на генералов и штабистов-плановиков. Он обрушивал на них вежливо сформулированные памятные записки и короткие рекомендации, которые жгли как удар хлыста. Из его канцелярии час за часом выходили приказы, напоминания, просьбы: звали к немедленному действию, отметали отговорки, требовали отчета. Но его чрезмерная активность выдавала недостаточность власти и контроля. Черчилль имел дело с профессиональными военными, восхищавшимися его многогранным талантом, но порицавшими его дилетантство. Ему приходилось согласовывать свои решения с кабинетом министров военного времени, который включал лейбористов и тори. Он был подотчетен парламенту, который в любое время мог поставить под вопрос политику премьера, выразить ему недоверие и даже, хотя это выглядело бы решением против британских интересов, отстранить его от должности. В рамках этой многовековой конституционной системы Черчилль как премьер оказывал влияние гораздо меньшее, чем как политик неистощимой энергии, воображения и широкой популярности, умеющий обхаживать, льстить, манипулировать и подавлять.

Сейчас военные ожидали политического решения по Греции, но на время даже Черчилль был вынужден отступить. Идея единого балканского фронта казалась менее осуществимой, чем когда-либо. Немецкий генерал, по имени Эрвин Роммель, создавал ударный кулак в Ливии. «Не считайте себя обязанными операции в Греции, если вы чувствуете в душе, что она обернется еще одним норвежским фиаско», — телеграфировал Черчилль Идену в Каир. Но Иден, Дилл и Уэвелл настаивали на операции в Греции, какой бы опасностью она ни грозила.

Проблему решила не столько стратегия Черчилля, сколько его темперамент. Месяцами его беспокойные глаза высматривали на европейском побережье подходящее место для военной операции. Он склонялся к молниеносным смелым акциям с опорой на британскую военно-морскую мощь, выводящим противника из равновесия и сопровождающимся минимальными потерями и максимальной ролью героизма и натиска. При всей своей приверженности к современным видам вооружений Черчилль не любил массовые армии, с их тяжеловесными командными структурами, связистами, грузовиками, складами снабжения, прачечными и автохозяйствами. Для него война была делом смелых и сильных, делом подвижных боевых подразделений, разящих, маневренных и стремительных. За его стратегией и темпераментом таилось историческое чутье, подсказывавшее, что победы добываются благодаря смелости и удачному стечению обстоятельств. Одно большое усилие может сорваться и привести к потере всего. Многочисленные ограниченные операции, проводимые по обширной периферии, также могут завершиться неудачами, но одна способна принести успех и открыть массу новых благоприятных возможностей.

Таким образом, Лондон остался верным своим обязательствам перед Грецией. Но 6 апреля, в день, когда англичане высадились в Югославии, германские войска вторглись в эту страну с северо-востока.

Было нечто возвышенное в поведении страны, верной обязательствам перед малым союзником, в то время как она сама подвергалась опасностям войны. Благородно, но в военном отношении не особенно эффективно. Гитлер, как обычно, следовал стратегии ударов превосходящими силами на решающих участках фронта. Стратегическая инициатива позволяла ему проявлять тактическую гибкость. Он выставил 14 дивизий — 4 из них бронетанковые — для быстрого и мощного удара. Чтобы одолеть такую силу, отваги и натиска недостаточно. Вскоре британские войска и их греческие союзники стали стремительно отступать на юг в кошмарной обстановке скрипящих телег, горящих автомашин, забитых войсками горных дорог, пыли и грязи. Британский флот принял на борт кораблей у южного побережья Пелопоннеса военнослужащих, выживших в ходе отступления. Погибших, раненых и взятых в плен насчитывалось 12 тысяч.