Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

Это был Уэвелл. Черчилль сомневался, что управлять военными операциями на столь обширном пространстве сумеет единое командование. Некоторые представители его штаба интересовались, не отведена ли Уэвеллу роль британского козла отпущения. Но, поддавшись силе убеждения Рузвельта и Маршалла, поддержанных в самый подходящий момент Бивербруком, Черчилль согласился на новое командование и командующего.

Этот шаг, в свою очередь, предполагал более сложное решение относительно структуры Верховного командования. Кому станет докладывать командующий объединенными силами четырех стран? Англичане предложили раздельные комитеты начальников штабов: каждый выполняет свои функции в Вашингтоне и Лондоне и укомплектовывается соответственно голландцами, австралийцами и новозеландцами. Поколебавшись, Рузвельт отверг этот проект и предложил американским и британским штабам встречаться в Вашингтоне и докладывать по очереди президенту и премьер-министру и консультировать другие страны, «если это желательно». Рузвельта не смущало, что у него нет начальников объединенных штабов в английском стиле и он не располагает начальником штаба ВВС, как существует командующий Королевскими ВВС. Он просто создал американский компонент объединенного состава начальников штабов — Объединенный комитет начальников штабов ВС США, состоявший из Маршалла, Кинга (закаленного, старого морского волка, призванного заменить Старка на посту начальника штаба ВМС) и генерала Генри X. (Хэп) Арнолда (чье добродушие прикрывало организационный талант). В такой довольно несовременной манере были сформированы союзные и американские командные структуры.

«Американцы настояли на своем, и теперь война будет вестись из Вашингтона, — писал личный врач Черчилля сэр Чарлз Вильсон (позднее лорд Моран), несомненно отражая мнение британского руководства, — но у них вряд ли хватит мудрости обойтись с нами столь бесцеремонно в будущем». Черчилль милостиво принял это решение, в основном из-за большого доверия к Рузвельту, Маршаллу и Гопкинсу.

СТАРШИЕ ПАРТНЕРЫ И МЛАДШИЙ

В эти дни продолжительных совещаний в Вашингтоне и становившегося все более жестоким конфликта в Тихоокеанском регионе президент продолжал работать над текстом Декларации единства союзников. Он обнаружил, что попытка добиться от многочисленных союзников простого совместного заявления чревата ловушками. Одну из них представлял собой пункт о «свободе религии». Президент не упомянул о религии в Атлантической хартии (позднее сожалел об этом), но поразительно то, что он исключил такое упоминание и из проекта рождественского документа, который готовил с Черчиллем. Гопкинс посоветовал президенту включить пункт о религии в документ, но это потребовало согласования с русскими. Как раз прилетел Литвинов, — возможно, он мог бы помочь.

Старый большевик пережил и взлеты, и падения с тех славных дней 1933 года, когда обсуждал с Рузвельтом вопрос о признании СССР Соединенными Штатами. Отстраненный от дипломатической службы Сталиным в период заключения германо-советского пакта в 1939 году, многолетний приверженец борьбы за создание системы коллективной безопасности, он почти исчез из политической жизни, с тем чтобы воспрянуть после того, как Вашингтон и Москва стали вынужденно сотрудничать. Литвинов перелетел через Тихий океан, прибыв из своей разоренной войной столицы как раз накануне японской атаки на Пёрл-Харбор и приземлился в Вашингтоне, где все еще не было недостатка в сверкающих лимузинах, транспортных пробках, пище и политических партиях.

Президент нашел Литвинова гораздо менее энергичным, чем в прежние дни. Посланник явно не хотел уговаривать московского политика номер один одобрить пункт о религии, но Рузвельт настаивал. Когда Литвинов предположил, что Кремль согласится на формулировку «свобода совести», Рузвельт заверил его: это как раз то, что надо. В самом деле, добавлял Рузвельт дипломатично, старый принцип Джефферсона о религиозной свободе настолько демократичен, что включает право не исповедовать никакой религии — человек имеет право верить или не верить в Бога. С такими аргументами Литвинову удалось добиться согласия Москвы.

Президент весьма гордился этим успехом. Он так часто потчевал собеседников в Белом доме рассказами, как вел беседу с русским посланником о спасении души и угрозе наказания адским огнем, что премьер-министр (согласно его позднейшим воспоминаниям) пообещал: он порекомендует назначить Рузвельта архиепископом Кентерберийским, если тот проиграет следующие выборы.