Франклин Рузвельт. Человек и политик

Эйзенхауэр теперь занимал в Гибралтаре командный пункт, расположенный в холодном тоннеле Скалы, с каплями влаги, падавшими с потолка. Обескураженный в предыдущие недели настолько, что едва мог сохранять спокойное выражение лица, он проводил теперь свою самую беспокойную ночь за всю военную карьеру. В последний момент Мэрфи попросил отложить десантную операцию из-за неблагоприятных политических перспектив, но слишком поздно – огромная машина давно запущена. Стимсон проводил бессонные часы, размышляя, совершит ли Гитлер бросок через Испанию. Маршалл был раздражен. Стив Эрли узнал об операции перед самым ее началом.

– Боже, – воскликнул он, – почему армия не могла сделать это перед выборами?!

Седьмого ноября, в субботу ночью, Рузвельт с Гопкинсом и несколькими друзьями находился в Шангри-Ла; в ранние утренние часы по американскому времени началась высадка десанта. Президент был напряжен и сосредоточен. Зазвонил телефон; подошла Грейс Талли – звонили из Государственного департамента. Рука президента дрожала, когда он брал трубку. Рузвельт внимательно слушал, затем эмоции выплеснулись наружу:

– Слава богу! Слава богу! Это звучит грандиозно. Поздравляю! Потери сравнительно невелики – гораздо меньше ваших прогнозов. Слава богу! – Положил трубку и повернулся к гостям: – Мы высадились в Северной Африке… Мы наносим ответный удар.

ПРОГУЛКА С ДЬЯВОЛОМ

Война – гигантский тотализатор. Удача и счастливый случай, которые обеспечивают успех или неуспех военных операций, имеют тенденцию терять свое значение в ходе бесчисленных сражений крупных вооруженных сил. Удача Рузвельта возрастала с начала десантной операции в Африке (военные избежали почти всех опасностей, которые ожидали их), превратившись в чисто политическое предприятие – он лелеял его с таким трепетом.

В ранние часы 8 ноября десантные войска стали выбираться на берег в десятках пунктов участка побережья Северо-Западной Африки, протянувшегося от района южнее Касабланки и на восток до Алжира. Некоторые высадки войск проходили согласно плану. Войска быстро продвигались от побережья внутрь континента, встречая слабое сопротивление или вовсе его не встречая. В иных случаях десантные суда отнесло на несколько миль в сторону от мест высадки, происходили вооруженные стычки с французскими защитниками побережья. Тем не менее удача преобладала: океан у побережья был поразительно спокоен, удалось избежать атак подводных лодок; войска французов, хотя и собрались в пунктах сбора довольно быстро, все же находились под воздействием стратегической внезапности операции. Ключевые аэропорты и военные объекты быстро перешли в руки союзников. Сама численность и ширина фронта наступления десантных войск компенсировали их форсированную подготовку и недостаток вооружения.

Верховный главнокомандующий был сам по себе подарком. Как раз накануне высадки в войсках был распространен текст его обращения к ним: «От успеха операции зависит ваша свободная жизнь, свободная жизнь тех, кого вы любите…» Некоторые французы вздрагивали, услышав в ранние часы по радио Би-би-си из Лондона голос Франклина Рузвельта на французском языке:

– Друзья мои, страдающие день и ночь под удушающим ярмом нацистов! Я обращаюсь к вам как один из тех, кто находился в рядах вашей армии и флота во Франции в 1918 году. Я сохранил на всю жизнь глубочайшие дружественные чувства к французам… Я видел ваши фермы, деревни и города. Знаком с вашими солдатами, профессорами, рабочими… Я снова приветствую вас и подтверждаю свою веру в Свободу, Равенство и Братство».

Он просил французов помочь десантникам.

– Vive la France eternelle![2]

В это же время представитель Рузвельта в Алжире взывал к «здравому смыслу и национальным идеалам» французов, что предвещало беду. Мэрфи полагал, что, поскольку высадка началась у Алжира, он сообщит местным французским властям, что крупные американские силы вступили на африканскую территорию и генерал Жиро готов взять на себя ответственность за местное управление. Однако утром 8 ноября случилось непредвиденное – ни Жиро, ни десантники так и не появились. По случаю самым высокопоставленным французом на тот момент в Алжире оказался адмирал Дарлан, который навестил своего больного полиомиелитом сына. Только Дарлан мог действовать от имени Петена. Сначала сообщение Мэрфи о происходивших событиях привело Дарлана в гневливое состояние. Американцы, очевидно, так же глупы, как и англичане, заявил он. Когда Мэрфи доверительно сообщил ему, что полмиллиона войск (преувеличение в несколько раз) высаживается на континент, негодование Дарлана уступило место галльскому реализму или, по крайней мере, здравому смыслу. Он сказал Мэрфи, что будет сотрудничать в случае одобрения Петена.