Франклин Рузвельт. Человек и политик

Брука раздосадовала эта позиция. Разве американцы не заявляли, что «Факел» – прелюдия к «Раундап» в 1943 году? Премьер-министр «не считается с реальностью, – жаловался Брук в дневнике. – То мы сокращаем свои войска, то должны вторгаться на континент огромными силами… Он неисправим, а я совершенно изнурен…». Однако военные считали, что непостоянство шефа в стратегии произведет новую переориентацию его целей. Они знали также, что в одном вопросе ни он, ни они сами не изменят своих мнений: британские солдаты больше никогда не попадут в тупиковое положение и мясорубку времен Первой мировой войны.

Стратегия Черчилля держала в поле зрения один регион: Европа, Атлантика, Западная Европа, прибрежная Европа. «Должен признаться, мои помыслы обращены в первую очередь к Европе – к возрождению славы Европы, колыбели современных стран и цивилизации, – писал он Идену за две недели до начала операции „Факел“, во время обмена мнениями о послевоенных планах. – Неимоверная катастрофа, если русское варварство затмит культуру и независимость древних государств Европы…»

Весной 1942 года Рузвельт импровизировал в стратегии еще больше, чем Черчилль. По крайней мере, бывший моряк грубо наметил свои приоритеты и четко определил антипатии. Речь идет о его предпочтении периферийных военных операций и категорическом отказе рисковать большими потерями во Франции. Кроме «приоритета Атлантики», Рузвельт не имел ориентиров в этом отношении. Его нежелание брать на себя четкие стратегические обязательства – одна из причин застоя в работе плановиков во время осуществления операции «Факел».

С точки зрения Рузвельта, однако, принятие стратегических решений и взятие обязательств невозможны в условиях, когда развитие событий на театре военных действий определялось множеством факторов, которые невозможно учесть. Загадкой оставался сам Черчилль. В начале и середине 1942 года американские военные неоднократно предупреждали премьер-министра, что вторжение в Северную Африку исключает крупномасштабную десантную операцию через пролив в 1943 году. Черчилль, казалось, с энтузиазмом воспринимал эти предупреждения. Тем более странно, что осенью он изменил свою позицию и потребовал от штаба продолжать подготовку операции «Раундап». Его поведение объясняется изменением военной ситуации – так он себе это представлял. Пессимизм американских штабистов, полагал Черчилль, проистекает из опасений: русские к 1943 году настолько ослабнут, что Гитлеру удастся перебросить во Францию десятки дивизий и использовать их для разгрома англо-американского десанта. Однако осенью 1942 года стало очевидно, что русские сами способны нанести ответный удар и вынудить вермахт сосредоточить почти всю свою военную мощь на Восточном фронте. Черчилль учитывал и другой фактор: он опасался, что задержка с операцией «Раундап» приведет к отвлечению американских войск и военных поставок в Тихоокеанский регион. Эти соображения побуждали его добиваться осенью переоценки всей стратегической ситуации. Из-за них Черчилль не стал надежным партнером Рузвельта в принятии решений глобального характера.

Но если изменчивая стратегия Черчилля была не совсем ясна президенту, то стратегия Сталина представляла собой почти сплошной туман. Непонятна не главная установка главы правительства, – его настойчивые призывы к открытию второго фронта звучали в Белом доме как пожарные колокола. Неопределенностью и подозрениями окутались другие вопросы во взаимоотношениях Рузвельта и Сталина. В стремлении усилить русских любым путем, за исключением немедленной десантной операции через пролив, Рузвельт и Черчилль предложили Сталину передать под советское стратегическое командование подразделения бомбардировочной и истребительной авиации на Кавказском фронте, где обстановка становилась все более критической. Казалось, идея воспринята Кремлем положительно. Реализация предложения ставилась в зависимость от развития обстановки на Ближневосточном фронте и особенно на фронтах Северной Африки. Когда возникла необходимость прервать посылку конвоев в Мурманск, Рузвельт решил, что предложение следует реализовать без всяких условий. «Сегодня Русский фронт – наша величайшая опора», – подтвердил он свою позицию Черчиллю.

На практике возникли проблемы. Русские, как оказалось, в силу различных военных и политических причин не желали иметь на советской территории полностью укомплектованные иностранными экипажами подразделения авиации – они хотели иметь одни самолеты. В середине декабря Рузвельт писал Сталину, что ему неясна стадия решения вопроса, но он все еще готов направить авиационные подразделения с американскими экипажами, которые будут иметь своих командиров, но выполнять приказы советского командования. Сталин ответил, что в авиационных подразделениях больше нет необходимости, но не будет ли Рузвельт любезен ускорить отправку на советский фронт истребителей без экипажей в соответствии с согласованной программой.