Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

Спустя четыре десятилетия Черчилль снова столкнется с вопросом о способности лидера увлечь за собой массы народа с помощью ораторского искусства и овладеть ими. В тех местах, где Черчилль описывает силу произнесенных слов и их влияние на внимающий им народ, его описание становится особенно выразительным; очевидно, что выраженные здесь мысли глубоко волновали автора книги.

Саврола подготавливал революцию с целью «восстановить старую конституцию», при этом он охотно использовал пропагандистские меры, которыми владел в совершенстве. Когда он выступал перед народом, тщательно готовил свое выступление, помня, что «ораторское искусство оценивается только теми, кто в этот момент слушает оратора, что плоды риторики — тепличные растения». Тем не менее Саврола оттачивал каждую мысль, с математической точностью рассчитывал действия произнесенных им слов, так как они должны «быть понятны всем, даже самым необразованным и самым примитивным». Они должны проникать «глубоко в сердца людей», «поднимать их над обыденностью жизни и увлекать их»; звучание этих речей должно радовать слух, содержание — возвеличивать сердца; эти слова должны были служить взрывчатым веществом, с помощью которого он сможет «вырвать сердце из тела». Своими речами Саврола не стремился изменить существующее положение вещей, он хотел только оказать воздействие на людей, увлечь их. «Какое увлекательное представление! Он держал в памяти все карты, которыми играл». Кульминацией книги была большая речь Савролы, произнесенная им перед толпой из семи тысяч людей, собравшихся накануне революции на главной площади города. Хорошо продуманным началом своей речи он постепенно довел их до экстаза. Когда он в заключение «проникновенным, хорошо поставленным голосом» произносил слова о «надежде на процветание, на которое имеет право буквально каждый, даже самый бедный человек», толпа уже не могла сдерживать себя. Разразившийся шквал аплодисментов перешел во всеобщее неистовство. Казалось, что на всем пространстве царил общий дух. Вся страсть, все мысли, вся душа оратора как будто бы передались каждому из семи тысяч собравшихся людей — воодушевление шло не только от оратора, люди воодушевляли друг друга.

Но Саврола-Черчилль сохраняет при этом трезвый ум: «Кто я в этой толпе: господин или раб? Во всяком случае, у меня нет иллюзий!» В этом главная идея книги и основа политической философии Черчилля — у лидера нет своих политических целей, он становится истинным героем тогда, когда выражает мысли и чувства людей, от имени которых он выступает. Если задать вопрос: «Для чего все это?», — то ответ на него будет звучать так: «Это все делается для свободы самовыражения «вождя», «властителя дум», для удовлетворения его огромного честолюбия. Вы хотите преуспеть? Тогда вы должны работать, когда другие отдыхают. Вы хотите, чтобы вас считали мужественным человеком? Тогда умейте противостоять искушениям. Все это вместе взятое означает умение рассчитывать, это азы экономики». Честолюбие, а не «благо народа» или «старая конституция» находится в основе действий Савролы. Среди его окружения есть немало врагов, но он не считает их более опасными, чем тех анархистов и социалистов, входящих в тайный союз Карла Кройце, которые, по общему мнению, «имеют наибольшее влияние на широкие круги рабочего класса». И здесь на ум консервативному революционеру приходят мысли, которые прошли сквозь всю жизнь Уинстона Черчилля и в правильности которых он никогда не сомневался: «Бывают такие моменты, в которые я вдруг начинаю понимать, что все мы, кто выступает за демократию и старую конституцию, являемся только волнами большого социалистического вала, который непредсказуем и неизвестно куда вынесет нас всех…»

Когда 26-летний Черчилль в 1901 году вошел в Вестминстерский парламент, в его политическом багаже, как он сам выразился, было только одно чувство — бесконечное восхищение своим отцом и такая же бесконечная вера в правильность «демократического торизма». «Я почти не рассуждая принял на веру все его убеждения», — писал он позже об отце. Труднее пришлось ему позже, когда он познакомился с оппортунистическими идеями лорда Рандолфа, из которых он смог извлечь лишь его веру в непрерывность развития английского общества и необходимость привести к взаимодействию «величие церкви, государства, короля и отечества с современной демократией». «Я не мог понять, — писал Черчилль, — почему массы трудящихся не должны выступать в роли защитников старых институтов, с помощью которых они когда-то достигли свободы и прогресса». Это, без сомнения, была квинтэссенция понятия, известного под названием «демократический торизм», это понятие было самым существенным и в убеждениях Савролы, стремившегося своей «революцией» восстановить состояние, называвшееся «старой свободой и старой конституцией».