Франклин Рузвельт

В своей хорошо продуманной речи оратор окрестил Смита «счастливым воином на политическом поле сражений»^{192}. Он напомнил о достижениях Смита на посту губернатора — о введении восьмичасового рабочего дня для женщин, о превращении гидроэлектростанций в собственность штата, что позволило сократить плату за электричество, о мерах по охране здоровья бедного сельского населения и пр. При этом Рузвельт подчеркивал, что Смиту удалось провести реформы, несмотря на ожесточенное сопротивление республиканских боссов города и могущественного руководителя их местной организации Билла Барнеса.

Газеты сообщили, что говорил он 34 минуты, закончив выступление словами великого британского поэта XIX века Уильяма Вордсворта: «Это смелый боец; это тот, которому хотел бы подражать каждый человек, у которого есть оружие».

Видимо, в сообщениях прессы о том, что после речи Рузвельта присутствовавшие не просто поднялись со своих мест и устроили ему овацию, но к тому же в течение сорока минут пели торжественные марши и веселые песни, приветствуя его возвращение в политику, было большое преувеличение, но некоторая доля правды в этом была. Однопартийцы по достоинству оценили мужество и стойкость Рузвельта. Известный публицист Уолтер Липман писал ему, что его выступление было «трогательным, выдающимся и в высшей степени красноречивым». «Мы все гордимся Вами» — так завершалось это письмо^{193}.

Особенно запомнилась родным модная в то время песня «Тротуары Нью-Йорка», которую представители штата, а за ней и другие делегаты спели, перекрикивая друг друга, несколько раз^{194}. Случилось так, что к Рузвельту отнеслись теплее, чем к человеку, которого он выдвигал на президентский пост. Он понял, что его будущее не полностью зависит от состояния здоровья, что появление на трибуне съезда человека, который смог превозмочь тягчайшие муки, оказалось его политическим и моральным завоеванием. Участники съезда восхищались его мужеством и решимостью продолжать общественную деятельность, несмотря ни на что…

Между тем съезд оказался в тупике. Делегаты голосовали и переголосовывали, но никак не могли избрать своего кандидата. Был поставлен неутешительный рекорд — баллотировка проводилась 103 раза! В конце концов совершенно измученные делегаты пошли на компромисс, сделав кандидатом известного только среди представителей большого бизнеса адвоката Джона Дэвиса. При этом они прекрасно понимали, что Дэвис — кандидатура совершенно катастрофическая хотя бы потому, что наиболее известные имена финансистов-миллионеров в широких кругах встречали с раздражением, а Дэвис обслуживал банкира Джона Пирпонта Моргана и был накрепко связан с его кругом.

Если для Демократической партии в целом нью-йоркский съезд был явно провальным, то для Франклина Рузвельта он явился успешным в двух отношениях.

Во-первых, реакция однопартийцев на первое со времени заболевания появление Рузвельта на одной из главных политических сцен свидетельствовала о том, что к нему теперь благожелательно относились партийные активисты не только из северных, но и из многих южных штатов. Какую-то роль здесь сыграло просто сочувствие и уважение к человеку, преодолевавшему тяжелый недуг. Но сказались и усилия Рузвельта по примирению северных и южных демократов, его непростые отношения с Таммани-холлом, который южане обычно связывали именно с коррумпированными нью-йоркскими дельцами.

Во-вторых, то, что Рузвельту доверили обоснование кандидатуры Смита, стало свидетельством его растущей популярности в кругах однопартийцев индустриальных северных штатов.

Во время почти трехнедельных утомительных дебатов, жарких не только в переносном, но и в самом прямом смысле слова, Франклин выступал еще не раз и добился некоторого поворота части делегатов в сторону Смита. Но, как мы уже знаем, вывести съезд из патового положения ни он сам, ни кто-либо другой оказались не в состоянии.

При общем незавидном положении Демократической партии во время президентской кампании 1924 года Рузвельт был одним из очень немногих ее деятелей, чей авторитет в это время повысился.

Впрочем, результаты выборов были предрешены. Вмешательство в них независимого кандидата Роберта Лафоллета, основавшего Прогрессивную партию[14], которая отняла некоторое количество голосов именно у демократов и заставила тех, кто колебался между демократами и республиканцами, проголосовать за Кулиджа, еще более оттенило сокрушительное поражение партии Рузвельта. Дэвис получил только 28 процентов голосов избирателей — меньше, чем какой-либо из кандидатов этой партии со времен Гражданской войны.

Неудачи собственной партии не поколебали намерение Франклина Рузвельта участвовать в политических играх. Оказалось, что он был из тех политиков, которых поражения только закаляют, служат стимулом к дальнейшей, еще более упорной борьбе, к росту собственных амбиций.