Франко

Полицейское дознание установило, что Франко — «студент университета, 21 года, вероисповедования греко-католического, строение тела среднее, рост средний; волосы светлые, брови тоже, глаза серые, лоб, нос, рот обыкновенные, зубы здоровые, борода и усы рыжеватые, подбородок заросший, особых примет нет, язык польский, украинский, немецкий, платье городское...»

Таков был заключенный камеры номер 44 — самой плохой камеры в «Бригидках», наполненной ворами и убийцами. В камере было человек двадцать или тридцать. Окна всю зиму не затворялись, и Франко, задыхавшийся в дурном воздухе, еле-еле добился права спать поближе к окну — зато просыпался с полными снега волосами. Когда же молодой человек захворал, то на протяжении десяти дней напрасно просил, чтобы его пустили к врачу...

На нарах не хватало места для всех заключенных, и часть обитателей камеры вынуждена была располагаться прямо на каменном полу, под нарами.

На случайно добытых лоскутках бумаги Франко записал свои размышления. Они вылились в стихи. Так возникла его «Дума в тюрьме»:

Пусть небо с улыбкой бессменной Глядит на тюремные стены,

Но стены набухли от слез,

Что их пропитали насквозь.

...За что меня цепью сковали?

За что мою волю отняли?

И кто и за что осудил?

За то, что народ свой любил?

Желал я для скованных воли,

Желал обездоленным доли И равного права для всех, —

И это единый мой грех!

А в стихотворении, озаглавленном «Невольники», Франко написал, что и те люди, которые не сидят в тюрьме, — не знают настоящей свободы. Бедняки вынуждены тяжким трудом зарабатывать жалкие крохи, а плоды их труда, как кровь, льются золотом в карманы богатых бездельников...

Весь мир — это рабства обитель,

Я в замкнутом бился кругу.

И кровь, распаленная гневом,

Стучалась в усталом мозгу.

Франко было запрещено читать что-либо, писать письма на волю, видеться с находившимися на свободе товарищами.

У многих знакомых его, в свою очередь, производились обыски. Тщательный обыск был у Рошкевичей в Лолине. Однако приятель отца Ольги — Михаила Рошкевича успел предупредить о готовящемся. И дочери спрятали на пасеке все письма Франко и опасные книги.

Да и в квартире самого Франко спустя неделю после ареста произвели новый обыск. И в полицию доставили еще один чемодан рукописей и книг.

Все же материала для обвинения было явно недостаточно.

Власти допрашивали всех знакомых Франко, с которыми он встречался в последние годы. Штудировали его переписку. Пытались осмыслить содержание изъятой у него и его товарищей литературы.

Иван Франко, Барабаш-Котурницкий, Мандычев-ский, Павлик, его сестра Анна, Терлецкий, Лиманов-ский обвинялись в том, что участвовали в тайном социалистическом обществе. «Наши судьи, — замечает Франко, — знали о социализме не меньше, чем прокурор. Ведь они все занимались наукой в университете только для хлеба, не интересовались ни одним социальным вопросом, а после получения места не прочли ни одной книги, кроме романов!»

Властям не удалось выяснить подлинные связи и деятельность обвиняемых. До конца процесса так и не обнаружилось, например, что Станислав Барабаш, он же Михаил Котурницкий, — на самом деле студент Петербургского технологического института Эразм Кобылянский, родной брат известного революционера Людвига Кобылянского.

Эразм Кобылянский в 1877 году летом был направлен петербургским польским социалистическим кружком за границу, чтобы установить связи с русскими и польскими эмигрантами и организовать доставку нелегальной литературы в Россию...

Чтобы как-нибудь спасти дело, следователи подсадили в камеру к Ивану Франко уголовного преступ-

Нефтепромыслы в Бориславе.

Фото.

Жилище бориславских рабочих, разрушенное обвалом шахты. Фото.

Иллюстрация к повести «Борислав смеется». Рисунок С. Адамовича.

ника, бывшего повара, осужденного на три года тюрьмы за воровство, некоего Карла Скамину. Вор Ска-мина оказался неплохим полицейским шпионом. Он подготовил властям весьма подробные сообщения.

Разумеется, предатель Скамина, желая выслужиться, и преувеличивал и просто привирал. Но в основе его изветов все-таки лежали подлинные речи Франко.

По словам доносчика, Франко говорил так:

— Все классы в государстве можно сравнить со стогом сена. Самый нижний и самый широкий слой составляют крестьяне, сельские труженики. Над ними — ремесленники и мещане. Дальше идут солдаты. А самый верхний слой составляют паны, попы, начальство и всякие чиновники, которые держат в своих руках власть... Значит, в мире устроено все так неправильно, что вместо широкого основания управляет всем узенькая верхушка, которая всех и угнетает.

Франко говорил, что несправедливый порядок не является незыблемым: