Франсиско Франко и его время

Услужливая пресса вела беспрерывную кампанию против графа Барселонского, называя его масоном и напоминая о его службе в британском флоте, что тогда было криминалом. Но кампания дискредитации против Бурбонов задевала не только дона Хуана, но даже Альфонса XIII, обливая грязью того, кто так много сделал для Франко: ведь благодаря благосклонности короля будущий диктатор стал самым молодым генералом в Европе.

Опасаясь за свое будущее, Вильяверде через преданных ему лиц в окружении Франко усилил нажим на врачей, побуждая их сделать вывод о восстановлении здоровья пациента настолько, что он может вновь приступить к своим обязанностям главы государства.

Франко вернулся в Мадрид, хотя многие из тех, кто его наблюдал, были убеждены, что состояние его здоровья все еще препятствует возвращению к своим обязанностям.

К концу года уже не удавалось скрыть внешние признаки прогрессирующей сенильности: открытый рот, как бы застывший в постоянном зевке, слезящиеся глаза, трясущиеся руки. Много огорчений доставляли зубы. Временами казалось, что он плохо ориентируется в окружающем. Во всяком случае, президент Форд, посетивший 31 мая Мадрид, предпочел больше времени провести с Хуаном Карлосом, нежели с Франко. Тем не менее Франко все еще был жив и временами весьма деятелен: ежедневно принимал посетителей и присутствовал на всех заседаниях кабинета министров.

Хотя политика «апертуризма», декларированная с его согласия 12 февраля 1974 г., официально не была отменена, Франко, информированный о происходящем Хироном и Солисом, старорубашечниками фаланги, чаще других его посещавшими, бдительно следил за всеми назначениями, отсекая от власти тех, кто мог бы переступить обозначенную режимом грань: вслед за уволенным в отставку еще в октябре 1974 г. Пио Кабанильясом последовали «чистки» в министерствах информации и труда.

Власть все еще находилась в трясущихся от приступов паркинсонизма руках диктатора, и мнения, противоречившие его воле, он решительно отвергал, даже если это было мнение Хуана Карлоса, к которому он явно благоволил, несмотря на все интриги «камарильи Эль Пардо».

1975 г. начался бурно: шахтеров «Потатас де Наварра», отказавшихся 8 января подняться на поверхность до тех пор, пока не будут удовлетворены их требования, поддержало все трудящееся население Памплоны, а также студенты и даже 30 священнослужителей, объявивших в знак солидарности с бастующими голодовку. Власти не бездействовали: был применен весь арсенал испытанных репрессивных средств. Однако в специфической атмосфере Испании, когда любой протест, будь то забастовка, студенческие волнения или петиции с требованием амнистии, вызывал бурные проявления солидарности, эти средства оказывались неэффективными.

И несмотря на то, что почти любое столкновение с полицией сопровождалось жертвами, забастовочное движение и студенческие волнения охватили всю страну.

В знак протеста против закрытия университета Вальядолида в начале февраля бастовали студенты Мадрида и Барселоны, Сарагосы и Севильи. Два месяца спустя, в первую годовщину португальской революции, здания многих университетов страны были украшены португальскими флагами. В адрес правительства непрерывным потоком шли петиции с требованием демократических реформ. 8 марта очередная ассамблея епископальной конференции под председательством кардинала Таранкона приняла резолюцию «О примирении испанцев», где речь шла также о необходимости восстановления гражданских свобод.

Идеологи и практики франкизма всегда придавали особое значение феномену страха, как своего рода цементу, скрепляющему здание «новой Испании», — страха перед повторением гражданской войны, перед репрессиями, перед демократией, неразрывно связанной, как утверждалось, с нарушением внутренней стабильности, неизбежно приводящей ко всеобщему хаосу. Одной из характерных черт общественной жизни Испании первой половины 70-х годов было, по единодушному мнению обозревателей иностранных газет, исчезновение этого феномена страха из общественной жизни. И Франко летом 1975 г., судорожно хватаясь за ускользавшую, как он понимал, власть, попытался воскресить этот феномен. Повод было найти нетрудно.