30 июля король подписал декрет об амнистии, под которую попадали 209 политзаключенных, половина от общего числа. А за два дня до этого был подписан новый конкордат с Ватиканом, в котором глава испанского государства отказался от своей привилегии назначать катехнических епископов — этой привилегией так дорожил Франко. Во время церемонии подписания нового конкордата с Ватиканом папа Павел VI просил министра иностранных дел нового правительства М. Ореху передать Хуану Карлосу, что его усилия по восстановлению демократии с благословением воспринимаются католической церковью. Король неоднократно выражал озабоченность, как будут восприняты новые веяния консервативными кругами общества, и поддержку Святого Престола трудно переоценить.
Истинную легитимность монархия начала приобретать после референдума по законопроектам о политической реформе 15 декабря 1976 г., когда только 2,6 % из принявших участие в голосовании высказались против реформы[559]. Иными словами, только один испанец из 50 выступал за сохранение старого порядка. Мирный путь перехода к демократии был открыт.
9 февраля 1977 г. были восстановлены дипломатические отношения с Советским Союзом: для испанцев этот акт был мерилом того расстояния, которое прошло со времени смерти Франко. Как отмечала лондонская «The Financial Times» 11 февраля 1977 г. в статье «Мадрид идет на мировую с Москвой», «Этот шаг был бы немыслим при генерале Франко, который обещал, что никакой советский посол никогда не ступит в Мадрид при его жизни». Но Франко был мертв.
1 апреля король подписал декрет о ликвидации аппарата «Национального движения», а 9 апреля правительство приняло решение зарегистрировать Компартию Испании как легальную политическую организацию. Король выполнил свое обещание, данное Каррильо, Каррильо — свое.
15 июня 1977 г. состоялись выборы в Учредительные кортесы. В мае следующего года, в канун голосования в комиссии по выработке конституции о форме государства, был проведен опрос общественного мнения: за монархию высказались 44 % респондентов, за республику — 16 %, безразличные составили 18 %. 11 мая голосование в комиссии отразило сходные результаты: за статью, гласившую: «Политической формой испанского государства является парламентская монархия», высказались 23 члена комиссии, 14 — воздержались. На пленарном заседании Учредительного собрания в июле 1978 г. за монархическую форму государства проголосовали 196 депутатов, включая представителей Компартии, 115 воздержались (преимущественно социалисты) и только 9 проголосовали против[560]. 28 ноября 1978 г. Учредительные кортесы приняли Конституцию, узаконившую концепцию парламентской монархии.
6 декабря проект Конституции был вынесен на референдум и получил одобрение 87,8 % от числа голосовавших. После подписания королем Конституция вступила в силу 29 декабря 1978 г.
Согласно статье 1-й, «Испания конституируется в правовое социальное и демократическое государство. Политической формой испанского государства является парламентская монархия». Согласно статье 2-й, «Конституция основана на нерушимом единстве испанской нации, единой и неделимой для всех испанцев Родине; она признает и гарантирует право на автономию для национальностей и регионов ее составляющих, а также солидарность между всеми ими»[561].
Это было не то будущее, о котором мечтал и к которому, как он полагал, Франко вел страну. Но можно ли с уверенностью утверждать, что среди тех камней, что составляют здание современной Испании, нет ни одного, который был бы заложен рукой Франко?
Так каким же он был, последний европейский диктатор? Еще при жизни Франко его биографы отмечали, что, несмотря на крайний прагматизм, граничивший порой с цинизмом, диктатор оставался верен своим принципам и своему прошлому: «Приспособление каудильо к обстоятельствам было, несомненно, поверхностным и иллюзорным»[562], — с уверенностью писал английский исследователь Б. Крозье в биографии Франко, увидевшей свет за восемь лет до смерти диктатора. С этим суждением и ему подобными трудно согласиться: в них — только доля истины.
Франко был «многолик», и некоторые черты его имиджа высветились только после его смерти, равно как и результаты его деятельности. Франко прожил долгие годы — его жизнь прервалась за несколько дней до восьмидесятитрехлетия. Менялся мир, и он не мог оставаться прежним в этом меняющемся мире.
Франко был верен своему прошлому, воспоминания о гражданской войне преследовали его до последнего вздоха. Те, кто противостояли ему в схватке 1936–1939 гг., а затем «побежденные», для него продолжали быть воплощением вселенского Зла, «Анти-Испанией». В беседе с Салгадо Араухо, комментируя неоднократные пожелания дона Хуана быть «королем всех испанцев», Франко с раздражением заметил: «Значит, всех побежденных, баскских и каталонских сепаратистов, коммунистов, социалистов, членов Национальной конфедерации труда, республиканцев различных направлений, а также террористов. Почему же нет? Все они — испанцы»[563].