Франсиско Франко

А я решил: «Сработаюсь». И теперь видел: Листер устраивает мне своеобразный экзамен.

Над головами, над чахлыми безлистыми кустиками посвистывают пули. Мы прохаживаемся с Листером от домика до дворовой изгороди, от изгороди до домика. У него вид человека, совершающего послеобеденный моцион, я тоже показываю, что пули беспокоят меня не более, чем мухи. Перебрасываемся короткими деловыми фразами… От домика до изгороди, от изгороди до домика… Начинает смеркаться. Будто невзначай рассматриваю на своем рукаве рваный след пули.

Я никогда не был сторонником показной храбрости и тогда, на командном пункте, понимал, что наша рисовка друг перед другом ни к чему. Но, что поделаешь, разумная осторожность могла уронить меня в глазах этого храброго человека.

К удивлению многих, с Листером мы сработались очень хорошо. Я всегда старался щадить его самолюбие, давал те или иные советы так, чтобы этого никто не слышал, и никогда не превышал своих полномочий. Все решения он принимал единолично, а когда ставил перед подчиненными боевые задачи, меня никогда не было рядом с ним.

Дивизия Листера вела ожесточенные бои несколько дней. Высота Пингарон, за которую дралась та и другая сторона, несколько раз переходила из рук в руки. Помню, с каким волнением наблюдал Листер со своего командного пункта у Каса-Сола за контратакой вводимой в бой 66-й бригады — последнего его резерва. Эта бригада была только что сформирована на гвадалахарском участке.

Теперь она здесь, на Хараме, принимает боевое крещение. Атакует бригада замечательно!

Фашисты открыли по наступающим бешеный огонь из всей артиллерии, даже зенитной, бойцы несут потери, но упорно идут вперед. На командном пункте Листера появляется молоденький советский капитан — инструктор при командире бригады. Он ранен, но лицо его сияет, когда докладывает о том, как хорошо атакует бригада… Жаль, не запомнилась фамилия этого славного парня.

Справедливости ради надо сказать, что в боях за Пингарон хорошо дралась и 70-я бригада анархистов. Правда, советником пришлось назначить в нее заместителя командира танковой бригады товарища Петрова. Он-то и водил бригаду в атаку, причем все время находился в цепях наступающих, с винтовкой в руках. Бойцы были в восхищении от храбрости «камарада совьетико» и шли за ним вперед.

Помнится, не меньше симпатии вызывал у испанцев и советский доброволец Павлито, под именем которого в 1-й бригаде Листера дрался с врагом в будущем прославленный генерал, дважды Герой Советского Союза Александр Ильич Родимцев. Прекрасный знаток пулеметного дела, он воспитал тогда в бригаде целую плеяду мастеров меткого огня и сам всегда находился на наиболее опасных участках сражений. Кстати, первая Звезда Героя засветилась на груди Александра Ильича там, под знойным небом Испании.

Нельзя умолчать и о наших героических женщинах, которые работали в те дни переводчицами у наших советников, — Марии Фортус, Елизавете Тихоновой, Лене Лебедевой, Ляле Константиновской и многих других.

Харамскую операцию можно считать выигранной республиканской армией. Противник так и не смог овладеть важной, в оперативном отношении, дорогой. Правда, контрнаступление республиканцев не дало желаемых результатов, с точки зрения территориальной, зато оно сильно обескровило врага и разгромило все его резервы. В этом, пожалуй, главное. Мятежники уже не смогли оказать помощи итальянскому экспедиционному корпусу под Гвадалахарой. В марте он был разгромлен республиканскими войсками.

Гвадалахара… По праву стала она символом доблести и мужества республиканских войск.

Итальянцы, подогретые легкой победой в Абиссинии и под Малагой, представляли себе эту операцию в виде прогулки по Сарагосскому шоссе. Планы командования итальянского корпуса сводились к ни на чем не основанному календарю блистательных побед. Темп наступления — 25 километров в сутки. 9 марта — Ториха. 11 марта — Гвадалахара, 12 марта — Алькала-де-Энарес, 15 марта — Мадрид. Расчет на отсутствие сколько-нибудь серьезных республиканских сил на северо-восточном направлении и резервов, расчет на внезапность. Порядок построения корпуса исходит из безостановочного движения вперед по узкой долине, ограниченной горным хребтом Сомосьерра и берегом реки Тахунья. Три дивизии в затылок одна за другой, четвертая — «Литторио» — в резерве…

Недооценка противоборствующих сил и переоценка собственных — самое опасное, что может быть на войне. Боевой порядок, основанный на голых предположениях, — гибель. Итальянское командование, уповая на мощь своего корпуса, сбросило со счетов такие «мелочи», как громадный патриотический энтузиазм республиканских бойцов, решивших предпочесть смерть сдаче Мадрида интервентам. Оно сбросило со счетов очевидный факт, что боевой порядок корпуса и условия окружающей местности позволяли республиканцам создать сильную оборону слабыми средствами и быстро подтянуть резервы.