— Не понимаю, что с вами, бедное мое дитя, — сокрушенно и кротко сказала Мадлена. — Вы говорите со мной так, словно ни уважения, ни дружбы ко мне не питаете. По-моему, вы чем-то раздосадованы, и это туманит вам рассудок; прошу вас, выждите несколько дней, а потом уж решите. Я велю Жану Обару зайти в другой раз, и если, малость поуспокоившись и поразмыслив, вы останетесь при своем мнении, я не стану препятствовать вам выйти за него, потому как он человек порядочный и не бедный. Но сейчас вы не в себе, сами не знаете, чего хотите, и не можете оценить моей к вам привязанности. Это очень огорчительно, но я вас прощаю: вы ведь тоже огорчены.
Мариэтта вздернула голову в знак того, что презирает подобное прощение, и отправилась надевать шелковый передник к приходу Жана Обара, который через час пожаловал туда вместе с разряженной толстухой Северой.
Теперь Мадлена тоже пришла к мысли, что Мариэтта в самом деле настроена против нее, раз зовет в дом по семейному делу женщину, которая ей враг и на которую она не в силах смотреть не краснея. Однако мельничиха соблюла приличия и, не выказав ни досады, ни злопамятства, предложила гостье угощение. Она боялась перечить Мариэтте, чтобы не вывести девушку из себя. Она сказала, что не намерена противиться желаниям золовки, но просит подождать с ответом три дня.
Севера дерзко ответила, что это слишком долго. Мадлена возразила, что вовсе недолго. И тут Жан Обар, глупый, как пень, удалился с дурашливым смехом: он не сомневался, что Мариэтта от него без ума. Он заплатил за право в это верить, а Севера за его деньги давала ему эту уверенность.
Уходя, она предупредила Мариэтту, что уже распорядилась дома печь пирог и блины к сговору, и надо их съесть, даже если госпожа Бланше затянет с помолвкой. Мадлена сочла уместным вставить, что девушке неприлично идти в гости с парнем, которому ее родные еще не дали слова.
— В таком случае я не приду, — бросила взбешенная Мариэтта.
— Что вы, что вы! Обязательно приходите, — запротестовала Севера. — Разве вы себе не хозяйка?
— Нет, — возразила Мариэтта. — Вы же видите: моя невестка велит мне остаться.
И она, хлопнув дверью, ушла к себе, но лишь для виду, потому что, пробежав через свою комнату и черный ход, нагнала на краю луга Северу и своего ухажера, с которыми принялись высмеивать и поносить Мадлену.
При виде того, что творится, бедная мельничиха не сдержалась и заплакала.
«Франсуа прав, — подумала она. — Эта девушка не любит меня, и сердце у нее неблагодарное. Она не желает понять, что я пекусь о ее благе, хочу ей счастья, хочу помешать шагу, в котором она еще раскается. Она наслушалась дурных советов и вынуждает меня смотреть, как эта негодница Севера вносит раздор и горе в мою семью. Я не заслужила такой муки, но должна покориться воле божьей. Какое счастье, что мой Франсуа дальновидней меня! Намучился бы он с такой женой!»
Мадлена пошла искать найденыша, чтобы поделиться с ним своими мыслями, и увидела, как он плачет у ручья. Тогда, решив, что он грустит о Мариэтте, она сказала ему все, что могла сказать в утешение. Но чем больше она старалась, тем больней ему было, потому что он делал из этого одно заключение: она не желает видеть правду, и сердце ее никогда не забьется на тот же лад, что у него.
Вечером, когда Жанни улегся и заснул, Франсуа задержался, чтобы объясниться с Мадленой. Он начал с того, что Мариэтта ревнует к ней, а Севера мерзко на нее клевещет и взводит напраслину.
Но Мадлена не усмотрела в этом злого умысла.
— Да какую же напраслину можно на меня взвести? — простодушно изумилась она. — Как можно подучить Мариэтту, эту бедную сумасбродную девочку, ревновать ко мне? Тебя обманули, Франсуа: тут корыстный расчет, какой — узнаем позже. А ревность — это немыслимо: я уже не в том возрасте, чтобы молодая, хорошенькая девушка опасалась меня. Мне без малого тридцать, а для крестьянки, у которой было много горя и много работы, это такие годы, что я тебе в матери гожусь. Один сатана решится сказать, что я вижу в тебе не только сына, и Мариэтта не могла не заметить, как я пыталась вас поженить. Нет, нет, сынок, не верь, что ей пришла такая низкая мысль, или хоть молчи об этом. Мне слишком больно и стыдно это слышать.
— И все же, — молвил Франсуа, сделав над собой усилие, чтобы продолжать, и склонясь над очагом, чтобы Мадлена не заметила его смущения, — господину Бланше пришла та же низкая мысль, когда он велел прогнать меня.