Франсуа Вийон

Душа наскучила томиться,
То скорбью исходя, то гневом.
Пора встряхнуться, пробудиться
И, чтя обычай, милый девам,
Отправиться за майским древом
В прозрачную лесную сень,
Где птицы радостным напевом
Встречают первый майский день[62]

Через десять дней после Вознесения шла Пятидесятница с ее тремя выходными. Затем в воскресенье отмечали Троицын день. А на следующей неделе в четверг наступала очередь праздника Тела Господня.

11 июня по календарю значился день святого Варнавы, и так вот незаметно приближалось празднество, связанное с открытием ежегодной ярмарки Ланди. Ланди — не просто ярмарка, собиравшая по крайней мере на три недели на равнине святого Дионисия торговцев, прибывших из многих областей королевства. Ланди — всепарижский праздник. Открытие ярмарки заставляло на время закрывать лавочки в городе. Ну а те, кому было нечего продавать и кто не мог ничего купить, все равно отправлялись на ярмарку, хотя бы просто для того, чтобы поглазеть, как продают и покупают другие. Вряд ли стоит уточнять, как много на ярмарке ели и пили.

12 июня там открывалась специальная ярмарка пергамента, куда ректор и школяры направлялись торжественным строем с возглавлявшими процессию жезлоносцами. Важно восседавший на муле ректор был облачен в мантию. Его кортеж походил одновременно и на крестный ход, и на фарандолу. Выставленные кожи внимательно рассматривались. Ректор в первую очередь отбирал пергаменты для дипломов, вручаемых студентам следующего выпуска. Потом школяры напивались, а учителя исчезали. И начинался всеобщий беспорядок.

Приходившиеся на 24 и 29 июня праздник Иоанна Крестителя и праздник святых Петра и Павла завершали список выходных дней первого летнего месяца, вероятно, являвшегося для парижан самым праздным из всех месяцев года. Рабочие дни в июне были длинные, но зато редкие.

Все менялось, как только заканчивались торжества «подвижного цикла». Щедростью на праздники следующий месяц не отличался: только святая Магдалина 22 июля и святой Герман, который отмечался 31-го. Последний летний месяц выглядел в этом отношении побогаче: день святого Петра отмечался 1 августа, святого Стефана — 3-го, святого Лаврентия — 10-го, 15 августа следовало Успение Пресвятой Богородицы, 24-го — день святого Варфоломея, 25-го — Людовика и, наконец, 29-го — день усекновения главы Иоанна Крестителя. В сентябре тоже что ни неделя, то праздник: 1-го — день святых Льва и Жиля, 8-го — Рождество Богородицы, 14-го — праздник Святого Креста, 21-го — святого Матфея, а 29-го — святого Михаила. Такой же ритм поддерживался и в октябре, где следовали друг за другом день святого Ремигия — 1 октября, святого Дионисия — 9 октября, святого Луки — 18-го и Симона и Иуды — 28-го.

За праздником Всех Святых и днем Поминовения Усопших 1 и 2 ноября следовал день святого Марсилия, отмечавшийся 3-го. Скульптурное изображение выпрямившегося во весь рост святого епископа, находящееся в простенке правого портала Собора Парижской Богоматери, и его лицо были хорошо знакомы школярам. Его день широко отмечался, хотя и не столь пышно, как день святого Мартина. Праздник последнего, приходившийся на 11 ноября, был для виноградарей и виноделов — а их в Париже и в округе насчитывалось немало — столь же важным событием, как 15 августа для хлеборобов, то есть завершением работ и началом получения заработанного. Вместе с приходившимися на 25 и 30 ноября праздниками святой Катерины и святого Андрея последний осенний месяц тоже удваивал количество выходных.

Ну а там уже не за горами было и Рождество. Говорить о нем начинали за четыре воскресенья, как только наступал Рождественский пост. Однако предвкушение и подготовка к Рождеству не мешали отметить между делом 6 декабря праздник святого Николая, 8-го — Введения во храм, и 21-го — святого Фомы.

Подобно всем большим праздникам, Рождество начиналось загодя, еще накануне. Тщетно пытались епископы напомнить, что «всенощное бдение» нужно для того, чтобы подготовить души к таинству, и что следует неукоснительно соблюдать пост. К празднику народ готовился, празднуя. На улицах устраивались игры, всюду слышались песни. Потом шли на ночную мессу, а зачастую также и на несколько дневных месс. Со временем рождественский ужин превратился в главное событие ночного торжества. В центре стола занимал свое почетное место жирный гусь, но при этом участники трапезы не пренебрегали ни кровяной колбасой, ни мясом зарезанной накануне свиньи. Толпы народа устремлялись на улицу Косонри.

В ожидании праздников Обрезания и Крещения на следующий день после Рождества отмечали день святого Стефана.