Франт 3

— На! — выйдя из-под обстрела, который заметно утратил интенсивность, отослал я очередной огнешар по уже единственному еще отстреливающемуся мотоциклу Гессенцев, пока остальные два улепетывали к лесу.

Похоже, тот байк, поставленный наконец на колеса, всё же утратил подвижность, и был оставлен в качестве заслона, пока все остальные рванули спасаться. Ну а тот, в догонку которому я запулил фаербол прошлый раз, и что уматывал ранее под прикрытием сейчас улепетывающих, превратился-таки в оплавленный ком. Уж очень удачно я попал прямо в спину его третьего номера, который сидел позади водителя, и от чего огнешар при встрече с «живым» полыхнул с такой силой, что просто сплавил всё в радиусе пары метров.

Вот оно, значит, как, а я и не знал. Точнее, только сейчас мне мое «подсознательное» прояснило картину случившегося. А то ведь я думал, что огнешары только для взрывов, но это, как выяснилось, случается лишь при контакте их с «неживым». Запомним.

Наконец, я сумел заткнуть близким взрывом очередного своего огнешара и оставленный прикрывать отход мотоцикл, поэтому, встав в полный рост, максимально быстро, как мог, принялся швырять фаерболы вдогонку беглецам, чтобы наказать и этих... любителей пострелять по раненным.

Что ж, как оказалось, хоть этим моим огненным штуковинам те пятьсот метров до леска и лететь секунд так восемь, а о меткости дальше чем метров за двести и речи быть не может, но, похоже, мое упорство и кипящая ненависть сыграли свою роль. Никто не ушел, в общем.

Качественно я их закидал и даже «перепахал» те места, где кто-либо мог залечь. Миникарта, которая красными точками подсвечивала почему-то только врагов, очень мне помогла не оставить живых гадов.

Соня!!! Дурак, ой, дурак! Заигрался. Тир устроил, идиот. А девочка там может уже...

Пролетев эти метров пятьдесят, что нас разделяли, быстрее чем любой длинноногий атлет из какой-нибудь жаркой страны, я оказался над милым созданием, при взгляде на которое у меня холодело всё внутри, а желание раздобыть-таки тот... цирковой велосипед, который способен сравнять с землей город, только окрепло.

*** После «~», как несложно догадаться, даются реплики Саниэля Шереметьева, личность которого, судя по всему, не покинула своего тела. Как-то отдельно выделять слова Константина Салина не считаю нужным, ведь они все тут его. Всё-таки произведение от первого лица и всё, что вы в нем читаете, разумеется помимо диалогов и сцен от третьего лица, является мыслями и внутренним диалогом главного героя, который, к слову, как раз Салин, пусть и большую часть времени он обретается в теле Герда Франта.

Глава 2 - данж

ГЛАВА 2

Мертва... Не может быть... Как же так?

Упав на колени над маленькой рыжеволосой фигуркой, беспощадно иссеченной осколками, я словно боясь обжечься протянул руку к пульсу, чтоб подтвердить очевидное и ощутить еще совсем теплое тело. А поняв, что лишь считанные минуты отделяют Соню от жизни, едва не завыл, проклиная свою нерасторопность и глупость.

~Неужели ничего нельзя сделать? Ты же огнем швыряешься, Костя. Ты же маг!

Что сделать? Она мертва, Саня, я ж не...

~Прошло совсем немного времени, может если ее... ну как и себя тогда, этой... Лечилкой! Вдруг сердце «заведется»? Попробуй, чего замер. Ну же!

Нет... не это... нужно другое. Да, другое. Сейчас. Точно! Исцеление. Оно должно помочь...

Не очень понимаю, как это работает, но будто бы в стрессовых ситуациях или в наиболее эмоциональные моменты мое тело само знает как лучше, а память рождает «знание». Поэтому, отбросив все мысли, я доверился такому вот «неосознанному».

Я, конечно, чувствовал, что моего... эм, заряда, запаса, резерва тех странных сил осталось едва с четверть, но что-то подсказывало мне, что их остатка будет достаточно на то самое, которое из внезапно всплывшего «знания», настолько невероятное, такое могучее и довольно затратное Исцеление!

И вот, понимая, что у меня лишь одна попытка, не затягивая и изгнав всё постороннее из головы, я принялся «врачевать». Пусть пока еще и бездыханное тело, но «знание» подсказывает мне, что это ненадолго, и что тут лишь дело техники. Ну а состояние неповрежденного и еще не успевшего пересечь ту самую черту мозга рыжей — лишь подтверждает столь смелое утверждение.