Франт 4

— Ты в порядке, Герд? Этот зверь не ранил тебя? Каков подлец! А эта(с презрением)... Да как она могла! Межда нами теперь всё кончено! Я впредь даже и не заговорю с ней! — на повышенных тонах продолжала натужно разоряться голубоволосая Горская, причем закончила она свою тираду под звуки грохнувшегося тела лишившейся-таки чувств красноволосой Горской, на которую, как видно, очень повлияли последние слова её бессердечной хозяйки. Мда, какая же всё-таки дрянь эта Клемен. Жестокая, потому как приручившая и бросившая, безответственная дрянь. Ненавижу таких! — Что это у тебя, Герд? Ах, кровь!

И давай тереть меня своим шелковым кружевным платком, похоже, спасая от капли крови, видимо, прилетевшей мне на лоб, когда изодранный шипами роз Корс с ревом и мотыляя головой брызгал ею во все стороны, идя в отчаянную атаку. Сюр.

— Милая, — от злости несколько приторно обратился я к Комен, при этом взяв двумя пальцами за запястье и отстранив ее руку с платком от своего лба. А затем, едва сдерживая брезгливое выражение лица, всё же отступил на шаг назад, дабы прервать контакт ее груди и бедра с моими, что, очевидно, было предпринято коварной дрянью в обольстительном маневре. Ну и уже холодно продолжил. — Если ты окончила отношения с Милен, то я, пожалуй, попытаюсь наладить их с ней. Надеюсь, нам удастся разрешить возникшее между нами недоразумение. Прошу прощения, у меня дела.

Ну а чё? Мне, как демону, мазохистка в хозяйстве не помешает! Гы-гы.

Шутка. Но в каждой...

— Ты поплатишшшься! — услышал я в след прервавшее мои размышления гневное шипение своего, очевидно, нового врага, когда, подхватив на руки Горскую... Смешно. Ту из Горских, которая Милен, ну и понес красноволоску к себе. Ну а чего теряться-то?

Ответом голубоволосую Клемен Горскую я не удостоил. Потом как-нибудь прирежу её и всех делов.

****

Немногим позже, беседа двух студенток в кондитерской при кампусе.

— Каково! — торжествуя заявила первая, закончив свой рассказ о недавно случившемся.

— Так а из-за чего они вообще дрались-то? Что-то я так и не поняла, — не отвлекаясь от пирожного, несколько скептически озвучила свои затруднения довольно флегматичная вторая.

— Вот же ты... наивная, — вовремя поправилась вся переполненная деланным негодованием и возмущением неимоверно подвижная и шумная первая. Продолжив таким тоном, будто поясняла очевидные истины. — Ну конечно же — из-за женщины!

— Которой? — еще больше запуталась вторая, даже замерев с недонесенной ко рту серебряной ложечкой с кусочком воздушного Пари́зского пирожного с белым шоколадом за 12 Сребрых порция.

— Ну если ж Франт подхватил и понес на руках Горскую, то, понятное дело, что и из-за неё тоже! Ах, как же это романтично(мечтательно). А вот за меня никто никогда не сражался, — с укором оглядев уютное помещение, где за одним из столиков слева мило ворковала парочка, первая очень строго уставилась на юношу, от чего тот едва не подавился, а его спутница даже взволнованно заозиралась в поисках угрозы.

— Так а кто изменил-то этому Франту? Что-то я совсем запуталась, — отвлекла вторая свою импульсивную собеседницу, уже готовую ринуться а праведный «крестовый поход» против немужества, антирыцарства и травоядности современных мужчин.

— Тю! Ну так Горская же! Я ж мильён раз уже гаварила, — едва не вскочила до крайности возмущенная первая, опять позабывшая следить за речью, как наставляла маменька, чем в очередной раз продемонстрировала едва заметно поморщившейся на то собеседнице свое невысокое, пусть и, судя по местам досуга, весьма обеспеченное да благополучное положение.

— Так а зачем же тогда он её на руках-то таскал? Больной что ли? — уже явно с раздражением бросив ложечку на тарелочку, и очевидно из-за утраченного аппетита отодвинув недоеденное лакомство, возмутилась вторая, вконец утратившая нить повествования.

— Вот ты... непонятливая! Это ж другая Горская! — всё же привстав и оперевшись руками на столешницу, чуть ли не на всё заведение выссказала свое негодование первая, импульсивно сопроводив его пояснением.

— Так она вон же сидит! Или они уже... это самое. Быстро что-то, — с недоумением перевела взгляд вторая, явно запутавшаяся в изобилии Горских, при этом указывая на девушку за соседним столиком справа.

Которая, в свою очередь, прекратив с тоскливым видом попивать свой Халифа́тский коф с колониальным ромом и Шейцо́рзскими взбитыми сливками — 17 Сребрых за порцию, с каменным лицом теперь слушала явно заинтересовавший ее и протекавший уже далеко не на пониженных тонах диалог.

— Тьфу ты! Да это ж рыжая Горская, а та была — красноволосая! — с неповторимой интонацией выдала первая, от чего вторая еще больше запуталась, а у рыже-Горской за соседним столиком дернулся глаз и сжались кулаки.

— Это та, которая изменила, что ли? — всё же попыталась разобраться в ситуации, пусть и без особой надежды на успех, вторая.

— Да нет же, — чуть не закатив глаза, устало выдала первая. Но найдя в себе силы, проявила еще большую настойчивость, едва не прокричав. — Утащил он красноволосую, а изменила голубоволосая!