Франт

Сначала — Шрам, который хоть и урод недостойный жить, раз за обидные слова готов зарезать человека, но всё же был спровоцирован мною буквально на пустом месте и без особой на то необходимости. Что стоило упертому Косте Салину отступить? Нет же, опять я полез на рожон. Теперь вот — и эти, уже сдавшиеся ведь бандосы, пусть и, бесспорно, не менее чем Шрам задержавшиеся на этом свете, но всё же гадко заколотые неприемлющим подобного, ибо иначе воспитанным мною.

Из-за Системы, бодро оценивающей каждую смерть «помеченных» вдохновляющим «пилиньканьем» и очками опыта, а также, по-видимому, по причине ее воздействия на меня в такие моменты: становиться бесчувственным уродом, ненормальным, который ничего не ощущает забирая чужую жизнь — мне не по душе.

Хотя... насчет «ничего не почувствовал» — не совсем верно. Когда я бил Когтем новичка, который Корж, то словно лед сковал мне руку, от сердца будто бы отняли кусок, а в животе всё застыло. Мерзкое, в общем, ощущение и, судя по всему, как раз связанное с тем, что и питает клинок с жилой в момент пронзания им защиты. Я словно чем-то расплатился за преодоление магического щита, и такое было мне совсем не по нраву. Однако эти ощущения совсем не то же, о чем я говорил ранее. Это всего лишь физический дискомфорт, а не моральные терзания, отсутствие которых лишает нас человечности.

Но довольно самокопаний и рассуждений. Нужно захватить и допросить последнего, который затих где-то на дереве у дороги, если судить по отметке на миникарте.

Повернувшись к нему лицом, ну точнее к отметке, я неспешной походкой направился в ту сторону, а когда был уж в нескольких шагах, то направил туда трофейный и все такой же непонятный артефакт, после чего сказал:

— Быстро сюда, тихоня, иначе будешь умирать долго и больно. А если ответишь на вопросы — отпущу. Повторять не буду!

Да у меня прям актерский талант.

Глава 4

ГЛАВА 4

Роскошный кабинет одного из вельмож.

Высокая, статная, красивая женщина с темно синими волосами, непринужденно держа идеальную осанку, монументально восседала за огромным полированным столом из драгоценных пород темно-красного дерева в своем рабочем кабинете, стены которого были обшиты панелями из не менее дорогой древесины. Ее невероятной глубины и изумительной выразительности глаза насыщенно синего цвета с некоторой озабоченностью и даже строгостью, что выражалось положением идеальной формы бровей и небольшой складочкой между ними, взирали на лист дорогой ароматной бумаги, который еще недавно был сложен и запечатан в плотный конверт фельдъегерской службы, а теперь тщательно изучен и в данный момент подвергался осмыслению.

Наконец, изящно поправив неосознанным и очень органичным жестом выбившийся из строгой прически локон блестящих волос, женщина протянула руку к колокольчику и позвонила. Спустя непродолжительное время, в помещение вошла адъютант и, вытянувшись перед главой безопасности Зеленого Дома, приготовилась выслушать указания ее сиятельства.

— Кати́н, срочно послать самый быстрый наш курьер в Предле́сье, и тамошнего исправника — на доклад мне сюда, живо. Исполняй!

Когда же дверь за стремительно удалившейся подтянутой красоткой закрылась, грозная хозяйка кабинета решительно встала и одернула полы своего темно-зеленого строгого мундира с минимумом золотого шитья, почти без вычурных сплетений блестящих сутажных шнуров и вовсе без сверкающих драгоценных камней. Выйдя же из-за стола, сдержанная синеволоска твердой походкой направилась к тяжелой бархатной портьере позади себя в углу, чтобы следом юркнуть в потайную дверку за ней. После чего целеустремлённо миновала со вкусом обставленный коридор, со стен которого на прекрасную ни много ни мало графиню Зеленове́жскую взирали её славные предки, некоторые из которых даже бывали главами Дома. Но, увы, были и такие, кто вел славных Зеле́ничей к краху, а потому свою собственную мать и безумную бабку ее сиятельству пришлось собственноручно «отставить» от княжения.

Наконец, спустя несколько преодоленных переходов и помещений, яркая высокая красавица оказалась в оранжерее, где предстала перед почти полной своей противоположностью.

— Что у тебя, Любушка? — приторно сладко обратилась к вошедшей аж до оскомы вся такая домашняя и зубодробительно милая эдакая хозяюшка. При этом невысокая стройная женщина с достаточно невыразительного цвета едва розоватыми волосами, сейчас убранными под поразительно невзрачную косынку, одарила очень нежной улыбкой чуть даже не дрогнувшую от такого гостью.

— Письмо от дочери получила. С Рози́ всё в порядке, Ро́за, — поспешила уточнить прочистившая горло глава безопасности Зелёного Дома.