Франц Кафка. Узник абсолюта

Отношения с Ф. были далеки от завершения. В последние месяцы 1914 г. он мучительно пытается их возродить. Он послал Ф. несколько сот писем и встречался с ней в январе 1915 г. и в июле 1916 г. в Мариенбаде. С этим была связана активизация творческой работы Кафки и его религиозное развитие. Он был в состоянии отчаяния. Он пишет в своем дневнике: «Следует ли мне жаловаться, вместо того чтобы найти какое-нибудь решение? Я не найду его здесь, в этой тетради, оно придет ко мне, когда я лягу в постель и повернусь на спину. Поэтому я лежу и ощущаю красоту, свет и ослепительную белизну. Никакого другого решения ко мне не приходит». «О, я думаю, что это невозможно, что мы станем иными, но не отваживаюсь сказать об этом ни ей, ни себе». Или: «Тяжело жить совместно. Такая жизнь основана на отчужденности, сострадании, трусости, тщеславии, и только глубоко внизу пробивается узкий ручеек, заслуживающий, чтобы его называли любовью, который невозможно найти, но который сверкнул перед нашим взором». Кафка составил сравнительный список, с помощью которого он хотел облегчить решение очень серьезной для него проблемы:

В то же время у Кафки есть немало утверждений, в которых он считает женитьбу на Ф. вполне возможной и желанной. Так, он писал мне из Мариенбада: «Но теперь я с надеждой вглядываюсь в женское лицо и ничего не могу с собой поделать. Множество явлений вызывает слезы, которые я хотел бы сохранить навсегда (это не относится к отдельным деталям, но к целому), и эти слезы, я знаю, оборачиваются таким несчастьем, которого хватило бы больше чем на одну человеческую жизнь, но все это не берется нами из жизни, а наложено на нас свыше. У меня нет никакого права защищать себя от этого, потому что для того, чтобы снова смотреть с надеждой, я должен буду делать то, что случается само собой, своими собственными руками, иначе этого не произойдет». И «сейчас все по-другому и все правильно. Вкратце можно сказать: жениться сразу же после войны; снять две или три комнаты в пригороде Берлина. Каждый из нас будет решать свои экономические проблемы. Ф. будет работать так же, как и раньше, а я – про себя я еще ничего не могу сказать. Но если посмотреть на все разумно, то можно представить себе следующую картину: две комнаты, предположим, в Карлшорсте; в одной – Ф. Она встает рано, идет на службу, а вечером, вернувшись после работы, падает, полумертвая, в кровать; в другой комнате – софа, на которой лежу я и кормлю себя молоком и медом». «Он лежит там и расслабляется – мужчина, которого не тревожит никакая мораль», – можно было бы написать в продолжение. Но, несмотря на это, там – мирная жизнь, это определенно, и там – возможность продолжать жить». P. S. «Прочитав эти мужественные слова, с трудом понимаю, как можно навсегда удержать их слабым пером».

В некотором смысле Ф. оставалась и позднее, даже после окончательного расставания, идеалом для Франца. Так, он писал мне из санатория, после того как я сообщил ему о моих лекциях в Берлине: «Была ли Ф. на твоих лекциях? Мне кажется, что побывать в Берлине и не увидеть Ф. значило бы совершить ошибку, хотя это было бы точно так же непростительно и для меня, если бы я был там. Что касается Ф. – счастливой матери двоих детей, – я продолжаю ее любить, я ощущаю себя неудачливым военачальником, которому не удалось взять город, но, несмотря на это, неприступный город продолжает оставаться для него великим». Кроме того, он писал: «Я любил девушку, которая тоже меня любила, но я покинул ее…»