Франц Кафка. Узник абсолюта

Первое письмо датировано 21 июля 1920 г. Оно, как и второе, было написано на немецком языке, которым она недостаточно хорошо владела. Третье и шестое письма, имеющие большое значение и раскрывающие ее страстную натуру, были написаны на изящном чешском. По мере того как ее отношения с Францем ослабевали, манера ее изложения становилась все более сдержанной. Так, два своих последних письма она вновь написала на немецком, в котором выражала себя более традиционно, чем тогда, когда писала на чешском языке.

Фрау Милена Есенская была превосходным писателем, причем среди ее родственников также были литераторы. Например, тетя, тоже Есенская, которая из-за своих чешских шовинистических взглядов вызывала в наших кругах неприязнь. С другой стороны, Милена была постоянным сотрудником либеральной пражской ежедневной газеты «Трибуна», созданной евреями, сторонниками ассимиляции и противниками сионизма. Долгое время статьи Милены печатались в этой газете каждое воскресенье. Я видел, как Кафка торопился к газетному киоску, чтобы посмотреть, нет ли в последних выпусках что-нибудь от Милены Есенской. Она писала обзоры венской жизни, светские хроники, делала репортажи и т. д. Кафка восхищался утонченным, живым стилем ее статей, которые он сравнивал с письмами и рассказами Фонтейна, одного из его любимых авторов. Он всегда читал мне вслух большие отрывки из этих ее статей. Должен признаться, что ни одна из них, столь высоко оцененная Кафкой, не запечатлелась в моей памяти. Вероятно, по моей вине. Кафка оценивал литературные достоинства произведений вне зависимости от своего отношения к автору. Его оценка была основана на реальных качествах творения. Его суждения о литературе всегда были острыми и очень оригинальными. Изредка он ошибался. Иногда он высказывал осуждающее мнение. Например, он вынес очень неодобрительное суждение о «Бедном Филлере» Грильпарцера в «Письмах к Милене», где писал об этой вещи как о «дилетантской и наигранной». На мой взгляд, этот комментарий был неоправданным и вступал в противоречие с его же восторженными отзывами о «Бедном Фидлере», звучавшими в разговорах и в дневниках.

Переписка между мной и Миленой началась по поводу дела, которое на первый взгляд может показаться странным. Я слышал о несчастном, которого много лет держали в Велеславинском санатории для нервнобольных. У его семьи были причины для этого. Я хотел спасти его от заточения. Кафка сказал мне, что Милена однажды была в этом заведении и встретила там г-на X. Поэтому я написал Милене, спросив у нее о X. Я знал ее, но только по случайным встречам. Я встречал ее в компании Верфеля и поэта Поля Корнфельда. Она жила в Вене и была замужем за Эрнстом Поллаком, другом Верфеля.

Брак был несчастным. Эрнст Поллак, талантливый, многосторонне образованный, высококультурный философ (в области логики), широко известный как «Поллак-эксперт», умел производить необычайное впечатление на Милену и на других женщин. Интересно сравнить его с Кламмом в некоторых местах «Замка».

Я знал, что Милена вышла замуж за Поллака наперекор своей семье. Может быть, она находилась в Велеславинском санатории «благодаря» усилиям родных, желавших изолировать ее. В то время, когда Поллак сошелся с Миленой, у него были близкие отношения с другой женщиной из Вены – красивой, но не слишком интеллектуально развитой, которая внезапно вступила в связь с другим мужчиной или вышла за него замуж. После свадьбы Поллак не проявлял уважения к чувствам Милены, и она страдала от его безжалостности, но в то же время любила свои страдания. Она вынуждена была сама зарабатывать себе на жизнь и даже опускалась до того, что подрабатывала носильщиком на вокзале, чтобы не оставаться голодной. Ее родители-миллионеры, жившие в Праге, решительно отказались оказывать какую-либо поддержку своей «блудной дочери».