Франция. 300 жалоб на Париж

Береговая линия океана каждое утро и каждый вечер превращается в большой протест. Выходит человек и рисует палкой на песке космические штрихи, мутные символы, знаки, понятные кому-то свыше.

Или баскам, потому что это их язык.

Или поклонникам «Игры престолов», потому что есть строка и на английском, она гласит: WINTER IS COMING.

Или тем, кто готов погуглить. «Слишком высокий налог на жилье, – пишет этот человек. – Наступит зима, и мне негде будет жить. Снижайте налог или я буду жить на пляже».

Раньше на песке выводили признания в любви, теперь – протестные заявления.

* * *

Хозяева нашего первого дома в деревне в соснах – Мари и Жиль – узнав, что мы из России, предложили пастис. В смолистых нагретых дюнах его пить приятно: холодный, свежий, анисовый и густой.

– Ну что там ваш Путин, расскажите, – наконец-то спросили они.

Каждый раз, когда ты говоришь за границей, что ты из России, готовься услышать про Путина, медведи уже отошли.

* * *

Ездила в Сан-Себастьян. Около океана, при свете свечи; вокруг поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной, я представляла себе, как именно здесь или чуть подальше – по широченной линии пляжа – сидят такие же, как я, за сто лет и один день до сих пор, и тоже думают, почему я не спрошу сейчас:

– Вам тоже страшно, когда наступает такое прекрасное лето, как будто вы кому-то теперь должны?

И вместо этого спрашивает:

– Ну, какие новости с Белого фронта?

И стекает с бокала вниз подтаявшее вино холодной, обжигающей, белой каплей. Может быть, это возвращает нам чувство дома?

Глава девятнадцатая Немного Амстердама в этой книге про Францию

Вернувшись из Амстердама, я хотела рассказать вам, что это город грехов. Вспомнила все семь и насчитала там пять. Потом подумала: да ладно, мне же в целом понравилось. Не считая того, что там наркотики лежат горками на каждом шагу.

Но я все это как раз ненавижу. Я боюсь всего, что может причинить мне какой-то вред или дискомфорт. Я даже в эмиграции-то страдаю, потому что вышла из зоны комфорта и получила неконтролируемое непонятное окружение. Чего мне ждать от неконтролируемых эмоций? Так что я вся была отторжение.

Ремарка: чем больше я живу во Франции, тем хуже я говорю по-французски. Недавно один лингвист-психолог сказал, что так и должно быть. Чем сильнее я противостою, отвергаю все французское, тем быстрее уходит из меня язык, он убегает от меня, как посуда от Федоры. Потому что каждый раз, попадая в среду, я кричу: «ИЗЫДИ!»

Примерно так и с этими их грибами. Считайте этот текст пропагандой здорового образа жизни. Или водки. Водка еще никому в небольших количествах не навредила. Водка – чистая слеза радости. Всего вам самого доброго. И немедленно выпил.

Но вернемся в Амстердам. Утром я пошла встречаться с местными. Ржавые гондолы покачивались на тихих волнах, в квадратных домиках-понтах назревала жизнь, нежные плюс семнадцать осветили кривенький центр. Люди сидят с газетами и кофе на крылечках собственных домиков, двери открыты, сидят за столом и пьют кофе в белых комнатах с высоченными потолками: окна в пол, никаких занавесок, можно рассмотреть все: картины, халаты и деревянные несущие балки. Ничего не стесняются, вся жизнь нараспашку. Что это вообще за люди, у которых день начинается словами «хуе морхе», а заканчивается – «хуе нах»?

Сели в кафе, похожем на старый дворец, заказали по пиву. Человек по имени Игорь, сидящий напротив, программист, уехал 20 лет назад.

– Мы с тобой друг друга не очень поймем, – говорит. – Я уезжал из другой страны. Скучал, но мне все здесь казалось благом. Знаешь, что раньше было в этом здании? Анатомический театр. Сюда же приезжал Петр I. Пришел сюда, увидел, захотел.

– Не страшно детей в Амстердаме растить? Наркотики все эти, шлюхи.

– Большинство голландцев никогда даже не пробовали траву. Это туристы. И знаешь почему? В школе детям (и родителям) на дне открытых дверей показывают чемодан. Открывают – а там все виды наркотиков: трава, грибы, таблетки, героин. Тебе все показывают и рассказывают, что с тобой будет. После этого никто не употребляет. Кроме туристов.

– Ну а медицина?

– Ох…

– Неужели хуже, чем во Франции?

– Спорим на пиво?

Ну, короче, я проспорила. Оказывается, в Амстердаме до сих пор принято рожать дома, с повитухой, которая часто не имеет даже специального образования (возможно, она медсестра, но никогда не врач). Если возникают какие-то сложности, дай Бог чтобы у вас был врач, к которому вы срочно можете обратиться.

Те же, кто все-таки попадает (повезло) в больницы, выходят оттуда через несколько часов после родов: нечего разлеживаться. Такая же легкость с детьми: любой ребенок в Голландии с рождения perfect child, то есть априори здоров и счастлив, проверять специально его не надо (только слух и рефлексы, рост и вес), никаких специальных анализов каждый месяц, зато обязательно отдельная комната. И вообще – квартиры начинаются от 60 метров – это самые маленькие.