Франция. 300 жалоб на Париж

Злата говорит, что первые несколько лет жизни в Москве ей очень не хватало моря, прямо до ломок физических, и оно снилось. «Причем не море в формате “искупаться и позагорать”. А вот именно гулять, сидеть на дюне, втыкать. По Куршской косе и ее дюнам и соснам скучаю до сих пор».

Линда Фельдманн объяснила, зачем вообще нужно ехать в Москву: «Пройти по Красной площади – это одно из тех ощущений, которые должен испытать каждый. Мы все видели фотографии ярких – будто диснеевских – луковичных куполов собора Василия Блаженного и помним захватывающий вид стоящего рядом с ним Кремля с красными звездами на башнях. Но все-таки нет ничего лучше, чем увидеть Красную площадь своими глазами».

Глава двадцать шестая «Вы что, не видите, что у нас обед?!»

Среди мемов о Советском Союзе и постсоветском пространстве самый большой – про обеды в государственных учреждениях типа почты, потерянные посылки, недоставленные письма, пофигизм и нежелание обслуживать клиента. Все эти «Хатико ждал, и ты подождешь», «Вы что, не видите, что у нас обед» и «Ноги поднимите, я тут протру».

Или кассир, которая болтает по телефону. Или сотрудница колбасного отдела, которая обсуждает юбки и чужого мужа, а работа в стране стоит. Минута ожидания невероятно бесит нас – бывших жителей российского мегаполиса, скорость жизни в котором развита до 28 часов в сутки.

Мы не готовы «висеть на трубочке», нас убивает медленный интернет, мы устраиваем скандал, если в ресторане нам долго не несут счет или стартеры. Мы вообще нетерпеливые, легкие, быстрые люди (сначала говорим – потом думаем), и никому не прощаем ошибок – а ну как он специально хотел меня задеть, унизить, заставить ждать?

Сволочь.

Как-то летела в самолете. Самолет был полон немцев, но передо мной сидела соотечественница в летах. Я (неловкий рукожоп) доставала с полки свой рюкзак (золотой с синими лямками, очень красивый) и случайно задела лямкой пассажирку. Я тут же принесла свои извинения, которые приняты не были: «Нет, ну вообще уже, совсем уже тут, нормальная ты?» – спросила пассажирка. Что бы сказала немка? Или француженка? Или еще кто? Она бы сказала: «Ой, ничего страшного, не волнуйтесь, все хорошо!»

В этом разница между нами, если коротко. Они допускают наше право на ошибку и личные интересы, мы – никогда.

Прихожу к врачу с ребенком в Марселе, администратор щебечет с посетительницей. Беседа очень серьезная, буквально неотложная: «Ой, а я ему говорю… А он? А он мне говорит… А ты? А того помнишь? Тот вообще…» К администратору уже накопилась очередь. Я сатанею. Народ безмолвствует. Беседа течет и продолжается, никто не торопится, внутри меня кипит справедливость, мне хочется кричать:

«Да вы подумайте! Да вы посмотрите! Да что же это делается! Да куда это годится! Да как это называется!»

Народ безмолвствует.

Бессильная, я сажусь на скамеечку и принимаюсь ждать, пока подружки закончат свою ПУСТУЮ, ТУПУЮ, БЕССМЫСЛЕННУЮ БОЛТОВНЮ НА РАБОЧЕМ МЕСТЕ В РАБОЧИЙ ПОЛДЕНЬ. Но больше всего меня волнует вопрос: почему это больше никого не бесит?

Или стоишь в очереди в кассу супермаркета. Стоишь долго, все разгружают свои телеги, как будто сегодня последний день Помпей и потребления. А кассирша (или кассир – разницы нет) болтает с каждым в очереди. Со старушкой – обсудим скидки, с молодежью – Макрона и будущее, со знакомыми – других знакомых. А тут еще кто-нибудь спросит, какой лучше взять сыр или когда вина из Бордо подвезут, и все – ты зависнешь тут навсегда.

Нет уж, пусть она лучше пробивает с каменной рожей, думаешь ты. А народ терпеливо ждет, для них это в радость – перекинуться парой слов со всеми вокруг.

Для них это часть нормального течения жизни, каждый человек интересен и подходит для разговора, каждый может ошибаться и имеет на это право, каждый может делать, что ему нравится, и я понимаю это, я тоже делаю так.

У нас иначе: даже если я делаю вот так, совершенно не значит, что ты тоже можешь так делать. Что за чушь? Все прыгнут и ты прыгнешь? Не будь идиотом.

Я отправляла открытку в Москву, но она улетела в Румынию.

Я отправляла открытку в Санкт-Петербург, она пришла через три месяца.

Я приходила к врачам вовремя, но каждый раз ждала еще час или два.

Я уставала ждать еду и счет, потому что ужинать надо медленно и в неспешной беседе, но часики тикают, и больше уже невозможно ждать.

А потом еще улыбаться и разговаривать с ними? Да вы с ума сошли!

Окей, это можно понять, но привыкнуть – нельзя. Годами, столетиями и веками мы оттачивали эту холодную отстраненность, это желание поскорее отделаться, отмахнуться, бежать по другим делам. Мы кричим на детей, потому что на нас кричали и кричали на наших мам, потому что «ноги уберите», «не толпимся» и «вас много, а я одна».

Учительница в школе говорила нам: «Рты закрыли, а тетради открыли».

Учительница говорила: «Для особо одаренных повторяю еще раз!»

Или: «Не класс, а дубовая роща».

Или: «А голову ты дома не забыл?»