Однако природа курии не изменяется по существу своему. Она сохраняет свой феодальный и дофеодальный характер и напоминает собой одновременно то, чем была курия нормандских герцогов, курия и витенагемот англосаксонских королей и каролингский «Дворец» (Palais). Среди этой толчеи служащих, прислуги, шутов, шарлатанов и плутов, которую нам описал Петр Блуаский, изо дня в день все более и более выделяются родственники и личные друзья короля, должностные лица его дома, специалисты канцелярий и суда; это — курия
в своем ограниченном виде. Когда же вассалы, светские и духовные, в большем или меньшем количестве, являются для выполнения своих обязанностей — давать сюзерену помощь и совет, собрание, которое они образуют вместе с приближенными короля, является курией в расширенном виде. Все функции, которые выполняет королевская курия, она может выполнять под тем или под другим из этих видов. Общее собрание курии может при случае насчитывать тысячи человек, наподобие больших собраний, которые устраивал Карл Великий перед своими военными походами; таким было собрание «графов, баронов и рыцарей королевства» в Винчестере в 1177 г., когда Генрих II намеревался предпринять экспедицию во Францию. Но чаще всего это бывал «concilium», «colloquium» крупных баронов, прелатов и служащих курии, которых король Англии созывает, когда это ему нужно, как и Капетинги во Франции. Это прежде всего феодальная курия[50]. Но в силу своей королевской прерогативы государь может созвать, кого он хочет. Эти собрания занимаются всякого рода делами, так что нельзя точно различить их компетенцию от компетенции курии ограниченной. Они разбирают крупные процессы об измене, дела, касающиеся общественного порядка; но король сохраняет при этом свою судебную прерогативу. Они дают свое согласие на крупные административные реформы, высказывают свое мнение по вопросам войны и мира, союзов, королевских браков, но может случиться и так, что с ними об этом не совещаются.В 1191 г. собрание баронов и прелатов сыграло, ввиду некоторых обстоятельств, политическую роль, которую не следует ни преувеличивать, ни недооценивать. Его вмешательство, по внешности своей революционное, так как никакой правильный созыв не предшествовал его сессии, было, без сомнения, вызвано интригами Иоанна Безземельного, а не какой-нибудь инициативой светских и духовных баронов. Ричард находился тогда в Святой земле. Его верный канцлер Вильгельм Лоншан исполнял обязанности своего рода регента: он вызывал неудовольствие одновременно и знати, и королевских служащих, своей спесью и алчностью. Иоанн Безземельный решил его низвергнуть, чтобы ловить рыбу в мутной воде, и подстрекаемые им бароны собрались в Лондоне, где волнующиеся горожане требовали себе права образовать коммуну: Иоанн рассчитывал на лондонцев, чтобы возвыситься. Собрание баронов и прелатов, к которым присоединились горожане столицы, дало Иоанну почетный титул регента, summits rector totius regni.
Но в то же время оно признало архиепископа Руанского юстициарием, согласно грамоте о назначении, которую он получил от Ричарда. И именно архиепископ Руанский в действительности и стал управлять, опираясь на авторитет королевы Алиеноры. Вильгельм Лоншан вынужден был покинуть Англию. Таким образом, собрание баронов отняло у него власть и этим предупредило гражданскую войну. Очевидно, баронами руководили какие-нибудь умные советники, которые, взывая к помощи вельмож, сумели тем на менее охранить интересы короля и мир в королевстве. Иоанну Безземельному, одураченному ими, оставалось лишь смолчать.