Франция. Убийственный Париж

Ему опять не везло — везло другим. Философ Режис Дебре уже сражался в отряде Че: он чудом не погибнет в боливийских застенках. Восходящая звезда кинокритики Мишель Фирк уже наладила связь с гватемальским подпольем: она примет участие в убийстве американского посла и в сентябре 1968 года застрелится при аресте. Наконец, в октябре 1967 года Пьер сошел с восточногерманского судна на Кубе, оплакивающей Че. Партизаны из Венесуэлы приняли его в отряд и велели ждать в Париже сигнала. Он ждал восемь невыносимых месяцев — 280 до июля 1968-го. За окном пылали автомобили и баррикады, но Пьер заклеймил мятеж студентов как «мастурбацию, онанизм, кастрацию». Не потому, что, находясь в розыске за дезертирство, досадовал, что не рискнул влиться в майский карнавал: риск проверки документов доставлял ему «изысканную радость». Просто в душе он был уже на войне.

Но четырнадцать месяцев в Венесуэле были чем угодно, только не войной. Слабеющая герилья избегала сражений: марши, стертые ноги, мухи, жара. Его должны были расстрелять: в приступе булимии он украл и съел консервы. Но отправили в Каракас — играть на барабане в борделе и страховать товарищей, 11 июня 1969 года взявших без кровопролития два миллиона шестьсот шестьдесят одну тысячу восемьсот тридцать восемь боливаров в банке Пуэрто-де-ля-Круз: это было ограбление года.

В Париже Пьер мгновенно просадил сто тысяч на шмотки, икру, шампанское, шлюх, оружие. Помимо «ствола» революционеру нужны соратники. Но друзья шарахались от его призывов к террору, планов похитить психоаналитика Жака Лакана. Друзей легко понять. Гольдман подробно грезил, например, как медленно направит на Лакана дуло револьвера и безукоризненно вежливо скажет: «Месье Лакан, вы, наверное, думаете, что этот револьвер — фаллический символ. Уверяю вас, это просто револьвер». А пациентов в приемной заставит декламировать стихи Антонена Арто. Гольдман даже сходил на рекогносцировку, но, увидев седовласого мэтра, устыдился и понял, что не сможет причинить ему вреда. Другой своей жертвой он наметил писателя Жана Эдерна Алье (19), которого ненавидел так, как только революционер без революции может ненавидеть генеральского сынка, салонного революционера, женившегося на богачке.

Былые соратники в ужасе от замыслов Пьера? Не беда, в антильских барах нашлись новые друзья.

Позже он скажет, что, идя на дело с чернокожими сообщниками, искупал свою белизну: любое преступление негра — революционный акт.

4 декабря 1969 года друг попросил пятьсот франков на бабу, а денег не было — Пьер ограбил аптеку. 20 декабря вместе с двумя антильцами — модный бутик, 16 января 1970-го напал на служащего, разносившего пособия многодетным семьям. 8 апреля его скрутили в Сен-Жермен с венесуэльским паспортом на имя Хулиана Кондора в кармане. В трех налетах он сознался, но полиции нужны были другие признания.

* * *

19 декабря 1969 года, то есть накануне второго ограбления, совершенного Пьером, примерно в 20.10, некто Трокар, зайдя в аптеку на бульваре Ришар-Ленуар, застал двух работниц аптеки с поднятыми руками. Человек, державший их на мушке, потребовал денег. Трокар, успев выкинуть бумажник, протянул пять франков — пулю раздробила ему челюсть. Налетчик убил женщин, ранил в живот полицейского Кине, погнавшегося за ним. Гольдмана обвинили в бойне со слов анонимного осведомителя-сутене-ра, на суд не явившегося: комиссар Жобар объяснил, что «осведомители — вымирающая раса».

Гольдман запретил вызывать свидетелей защиты на суд, начавшийся 9 декабря 1974 года: «Я грабитель и не желаю слушать, какой я хороший. Я невиновен, потому что я невиновен». Но шансы на оправдание были велики.

Да, свидетели опознали его. Но небритый, без галстука, голодный, измотанный бессонной ночью, он выделялся среди полицейских статистов. Комиссар Леклерк это отрицал, но обязательную фотофиксацию опознания предъявить не мог: в аппарат забыли зарядить пленку. Бывает. Пьера опознал, в частности, человек, видевший его из окна пятого этажа, со спины: полиция заранее показала и ему, и Кине фото Пьера. Лучше всех разглядел убийцу Трокар, но в мае 1970 года он утонул, рыбача в карьере.

Между тем 19 декабря, теряя сознание, Кине прохрипел: «Мне кранты, меня убил мулат». По горячим следам все свидетели говорили если не о мулате, то об очень темнокожем убийце, рябом, со странным носом, длинными курчавыми волосами.

У Гольдмана нашли немало оружия, но только не то, которое использовал убийца. Судя по оброненной им кобуре, он вообще стрелял из табельного полицейского оружия.

У Пьера было алиби: с 19 часов с минутами до 21.30 он слушал музыку у друга Жоэля Латрика. Леклерк отмел алиби с ошеломляющей непосредственностью: антильцы — веселые, милые люди, но на часы не смотрят, какая им вера. Но как раз тот вечер они не могли не запомнить по минутам: ведь назавтра полиция начала трясти антильскую общину в поисках убийцы-мулата.