Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия

Щедрость была особенно ценимой добродетелью короля, и ради ее проявления ему нужно было богатство. Королю «необходимо иметь богатство и копить сокровища, чтобы при необходимости он мог щедро оделять честных людей, дабы они помогли ему защитить и себя, и страну от врагов, ибо в соответствии с ходом мирских дел, чем он богаче, тем он могущественнее».^{372} Однако, «если государи проявляют расточительность и в тщеславии бесполезно тратят деньги, а затем как грабители и тираны недостаток средств возмещают за счет подданных, то случись большая беда — и их разрозненные подданные окажутся бессильными им помочь и равнодушными к их нужде».^{373}

Вопрос о богатстве короля, т. е. вопрос об источниках денежных средств, финансов, был наиболее существенным при определении его властных прерогатив. В рамках этической концепции королевской власти эти прерогативы в точности соответствовали правам любого сеньора по отношению к своим вассалам и подданным. Таким образом, речь шла о традиционных феодальных правах, из всей совокупности которых важнейшим было право «совета и помощи». Именно проблемы, связанные с определением более точных границ этого права, занимали общественно-политическую мысль той эпохи в первую очередь. Основное идейное направление, сформировавшееся при этом, можно характеризовать как традиционное этико-политическое, поскольку его представители в значительной мере стремились отстоять и укрепить принципы феодального права в отношении королевской власти.

Проблема королевских финансов была злободневной, болезненной по той причине, что с XIII в. монархия постоянно выходила за пределы своих финансовых полномочий, установленных феодальным правом, тем самым вызывая сильное социально-политическое противодействие. Первым постулатом этого права было то, что «истинный король — это тот, который сам себя обеспечивает, не пользуясь имуществом подданных для поддержания своего достоинства».^{374} Поэтому «в отношении своих доходов и расходов государю следует все так соразмерить и наладить, чтобы жить своим и за счет своего домена, благо у него, как всем известно, достаточно прекрасных земель и сеньорий, чтобы не отягощать своих подданных без разумных и веских причин».^{375}

Как всякий человек, король обязан жить «своим», за счет своего имущества. Как выразительно говорил Жан Жювенель дез Юрсен, обращаясь к Карлу VII, «что принадлежит мне, то не ваше… вы владеете своим доменом, а всякий другой — своим».^{376}

Но за королем было право на получение «помощи» в виде различного вида налогов с населения, которые в литературе обычно не дифференцируются. Иногда же фигурируют понятия «талья», «эд», «габель» (tailles, aides, gabelles), из которых только последний налог, габель, был определенным — соляным, тогда как талья и эд в ту эпоху могли обозначать весьма различные поборы.

Поводами для получения помощи были справедливая защита страны, походы против еретиков или иных врагов веры, выкуп короля из плена, если он пленен во время справедливой для него войны, посвящение в рыцари старшего сына короля или выдача замуж его старшей дочери, а также приобретение королем новых земель^{377}. Во всех этих случаях деньги шли на общее благо подданных, ибо сеньор их становится более богатым и могущественным, благодаря чему может оказывать им помощь и поддержку. Однако, чтобы получить помощь, государь должен созвать представителей сословий, изложить им положение дел и действовать затем по их «совету и согласию»^{378}.

Взимание налогов без согласия налогоплательщиков (согласие же можно получить, если просьба о помощи основана на праве) расценивалось как кража чужого имущества, деяние бесчестное и преступное. Н. Орем, осуждая особенно габель, которая в XIV в. взималась уже регулярно без согласия подданных, писал в «Трактате о первом изобретении монет»: «Относительно этой монополии, или соляной габели, либо Других вещей, якобы необходимых для общества, знайте, что они неправедны и бесчестны; и если государи создают и утверждают законы ради этого, то пусть знают, что это про них Спаситель сказал устами пророка Исайи: “горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения”».^{379}

Те же доводы лежат и в основе осуждения порчи монеты, к чему, в частности с целью пополнения казны, охотно прибегал Филипп Красивый. Всякое изменение содержания драгоценного металла в монетах, производимое государем, несправедливо, ибо «государь получает от этого выгоду, но общество неизбежно несет убытки… А все, что государь делает в ущерб и убыток обществу, как полагает Аристотель, является деянием несправедливым и тираническим, и если он утверждает, в соответствии с обычной ложью тиранов, что обратит полученную прибыль на общественную пользу, то ему нельзя верить… ибо с таким же правом он может отнять у меня платье или что другое, уверяя, будто это необходимо для общей пользы; однако, согласно словам апостола, недозволено творить зло ради добра».^{380}