Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия

Таким образом аристократия постепенно инкорпорировалась в систему раннеабсолютистского государства. Это не значит, конечно, что она быстро становилась преданно-послушной. Этого добьется только Людовик XIV. Она оставалась активным и весьма беспокойным для королевской власти политическим элементом. Но ее политические выступления и акции, особенно после исчезновения крупных независимых феодальных владений, направлялись преимущественно на то, чтобы занять как можно более высокое положение при короле, дабы под сенью его власти иметь пошире доступ к важным и доходным административно-военным и придворным должностям. И далеко не последней при этом задачей было сохранить свои привилегии «прирожденных» советников короля, угрозу которым она видела со стороны набиравшего силу чиновничества, составлявшего другую фракцию правящего класса.

Наконец, стоит отметить роль прочно утвердившегося в XV в. во Франции закона о престолонаследии, так называемого Салического закона, по которому корона переходит только мужчинам, родственникам правящей династии по мужской линии. Литература XV в. полна упоминаний об этом законе, происхождению которого обычно давали легендарное объяснение, относя его появление к глубокой древности, что должно было свидетельствовать о его непреложности. Жан Жувеналь дез Юрсен, например, писал, что «когда троянцы прибыли во Францию, они ввели закон, названный Салическим, который был, таким образом, установлен до появления первого христианского короля во Франции».^{737} Как о великом благе для государства говорит об этом законе Коммин: «Господь оказал великую милость королевству Франции тем установлением… по которому дочери исключаются из числа престолонаследников».^{738} В конце XV — начале XVI в. в соответствии с этим законом корона дважды переходила к представителям боковых ветвей династии Валуа (в 1498 г. к Людовику Орлеанскому и в 1515 г. к Франциску Ангулемскому), и то, что это совершалось без каких-либо политических осложнений, говорит о том, что закон действительно был незыблем.

Его значение для ранней абсолютной монархии вполне понятно. Он не допускал избирательности королей и четко определял, кому должен перейти престол в случае, если у короля нет мужского потомства, что исключало возможность борьбы за престол, которая губительным образом отражалась па политическом развитии других стран. С другой стороны, важно отметить также и то, что в рассматриваемое время короли плохо обеспечивали себя мужским потомством, поэтому первые принцы крови (а вероятно, что и не только первые) жили в ожидании и надеждах на корону. Поэтому сколь бы они ни фрондировали против правительства, будучи душой всех оппозиционных выступлений знати, к монархической идее и к прерогативам королевской власти они все же относились с почтением, ибо в любой момент, игрою случая, сами могли стать их носителями.

Итак, говоря об итогах развития французского абсолютизма на раннем этапе, во второй половине XV в., следует еще раз подчеркнуть, что они определялись не только военно-политическими победами королевской власти над силами феодальной оппозиции. Эти победы прежде всего способствовали усилению личной власти того или иного короля, и Людовик XI добился, конечно, беспрецедентной ее полноты. Но это не влекло за собой адекватных структурных социально-политических и идеологических перемен, которые обеспечили бы сохранение такой же полноты власти при преемниках. И как в свое время наследники Филиппа IV Красивого (1285–1314) в результате феодальной реакции вынуждены были поступиться той чрезвычайно большой властью, которой пользовался их отец, так и преемники Людовика XI не могли удержаться на высоте его всесилия, поскольку в обоих случаях масштабы приобретенной монархией власти считались неправомочными. Сознание своих ущемленных прав вызывало противодействие со стороны знати, дворянства и городов, а также церкви, что и делало неустойчивыми многие временные завоевания королевской власти.

В процессе становления абсолютизма очень важным поэтому было, наряду с укреплением новой административной системы, внедрение в социальном сознании и новых политико-правовых представлений, отвечающих интересам монархии. Характер и степень их распространения отражали те устойчивые успехи королевской власти в деле социально-политических преобразований, которые не зависели от личных способностей королей и политической конъюнктуры.