Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура

Характер и методы преподавания. Медицинский и юридический факультеты в XIII в. не увеличивали славы Парижского университета. В 1219 г. Гонорий III своей знаменитой буллой «Super specula» запретил преподавание в Париже римского права с целью усилить изучение богословия. С того времени было разрешено преподавать только каноническое право, и юридический факультет в Париже обратился в факультет «Декрета», или канонического права. Но так как знание римского права было необходимо для правильного толкования канонических законов, касающихся духовного суда, то этот обезглавленный факультет влачил жалкое существование. Между выдающимися канонистами Средних веков нет ни одного парижского учителя. Университеты того времени не задавались целью преподавать все науки; напротив, каждый из них имел свою специальность. Желавший изучать медицину отправлялся в Монпелье, желавший изучать право — в Орлеан или Болонью. Париж был главной богословской и философской школой западного христианства.

В конце XII в. гуманизм, который тщетно защищали Иоанн Солсберийский и его друзья, казалось, окончательно погиб вследствие успехов диалектического метода. Так и было на самом деле. С этих пор перестали заниматься изучением литературного латинского языка, языка Цицерона и Вергилия; довольствовались обиходной, варварской латынью, которую должны были понимать и на которой должны были говорить богословы, и ее преподавали по тем методам, которые теперь безраздельно господствовали в школе. Новые грамматики — Александр Вильдье, Эврар Бетюнский — заняли место Присциана и Доната. Каков же был их метод? Они все подвергали сомнению и доказывали обратное самым очевидным истинам (sophismata); они всегда исходили из отвлеченных положений, а не из наблюдений над действительностью. В их руках грамматика перестала быть искусством правильной речи и письма; она сделалась чисто умозрительной наукой, имевшей целью не излагать факты, а объяснять их причины основными принципами; это была задорная, вычурная, нелепая метафизика.

В конце XII в., казалось, было устранено и нечто более важное, чем изящная словесность, — именно, философия и здравый разум. Действительно, Абеляр учил, что богословие следует разрабатывать философским методом; его послушались, забыв, однако, о тех мерах осторожности, которые он рекомендовал, и не замедлили ввести в школах, к соблазну церкви, догматические новшества[20]. Эти резкие последствия применения логики к богословию рано начали возбуждать негодование в староверах, которые в конце концов осудили этот опасный метод. «Головы учеников, — говорил Абсалон де Сен-Виктор, — наполняются пустой философией. Но какую пользу приносят споры об идеях Платона и перечитывание сна Сципиона? Какую пользу приносят эти модные неразрешимые софизмы, эта страсть к тонкостям, в которых многие запутались?» «В настоящее время, — говорил Этьен из Турне, — сколько докторов, столько и заблуждений». «Логика, — говорил Готье де Сен-Виктор, — есть искусство дьявола». «Будем избегать, — говорил Пьер Шантр, — всех этих излишеств; будем избегать этих глупых вопросов, предлагаемых без толку по поводу священных текстов и порождающих процессы». Он, в юности так смело платонизировавший с Тьерри и Бернардом Шартрским, под старость сделался монахом подобно учителю Серлону де-Вилтону, историю которого любили рассказывать мистики и который ради монастырского безмолвия отказался от суетных рукоплесканий своих парижских учеников[21]. Слепо верить в то, чему учит церковь, жить по правилам морали, погружаться в созерцание и любовь к Богу — вот чему учили в конце XII в. богословы школы Св. Виктора. К чему знать? К чему думать? Врагов диспутирующего богословия всегда было много в Средние века, но никогда они не пользовались большим влиянием, чем тогда. Они радостно приветствовали синодальное постановление 1210 г., утвержденное в 1215 г. легатом Робертом Курсоном, которое изгоняло из школы Аристотеля: Net libri Aristotelis de naturali philosophia, пес commenta legantur. Но вскоре они были повергнуты в скорбь эдиктом Григория IX, этого просвещенного папы, который в 1231 г. отменил запрещения 1210 и 1215 гг. Любопытно, что их оппозиция, которая в начале царствования Филиппа Августа казалась необыкновенно грозной, очень скоро обессилела; собственно говоря, ей не удалось даже сколько-нибудь заметным образом замедлить торжество схоластического аристотелизма.