– Ага, значит, ее светлость все-таки сдержала свое обещание, – проговорил он. – Ну что ж, сэр, заходите, заходите, пива у нас на всех хватит – не только младенца можем окрестить, но и вас в придачу. Чем порадуете, сэр, – мальчик или девочка?
– Мальчик, – ответил Уильям, – да еще какой крепенький, вылитый лорд Годолфин.
Он удовлетворенно потер руки и прошел вслед за стражником в башню, оставив дверь открытой. Дона, притаившаяся за углом, отчетливо слышала шаги, звон кружек и хохот стражника.
– Поверьте, сэр, я в этом деле разбираюсь не хуже вашего, – говорил он. – Четырнадцать детей – это вам не шутка. Ну-ка, скажите, к примеру, сколько весит ваш младенчик?
– Младенчик? – замялся Уильям. – Так-так, дай подумать…
Дона, давясь от смеха, представила, как он хмурит лоб, пытаясь сообразить, сколько может весить этот чертов младенчик.
– Да пожалуй, фунта четыре будет, хотя, может, и побольше – за точность не ручаюсь, – вымолвил он наконец.
Стражник удивленно присвистнул, а его напарник весело расхохотался.
– И это, по-вашему, крепыш? Да он и дня не протянет, помяните мое слово. Мой младшенький уж на что был заморыш, а и то при рождении весил одиннадцать фунтов.
– Я сказал четыре? – поспешно поправился Уильям. – Ну, это, конечно, ошибка. Четырнадцать – вот настоящий вес. Впрочем, нет, не четырнадцать – пятнадцать… или даже шестнадцать.
Стражник снова присвистнул.
– Господи помилуй, вот это младенчик! Наверное, ее светлости пришлось немало потрудиться. Как она себя чувствует, бедняжка?
– Великолепно, – ответил Уильям, – настроение просто прекрасное.
Когда я уходил, они с лордом Годолфином как раз обсуждали, какое имя выбрать для первенца.
– Ну и ну, – вымолвил стражник, – выходит, ее светлость куда крепче, чем я предполагал. А уж вы, сэр, просто герой. Слыханное ли дело – шестнадцать фунтов! Да за такую работу вам и трех кружек мало! Пью за ваше здоровье, сэр. А также за здоровье новорожденного. Ну и, конечно, за здоровье той леди, которая навестила нас сегодня. Видит Бог, эта леди даже ее светлость заткнет за пояс.
Наступила тишина, нарушаемая лишь звяканьем кружек, глубокими вздохами и смачным причмокиванием.
– Да-а-а, во Франции такого пива не варят, – раздался наконец голос стражника. – Они там все больше хлещут свою виноградную кислятину да уплетают лягушек, улиток и прочую нечисть. Я недавно понес пиво нашему арестанту – дай, думаю, побалую человека напоследок, – так что вы думаете, сэр, он выдул одним махом всю кружку, похлопал меня по плечу да еще и улыбается. Вот это выдержка, сэр, вот это я понимаю!
– Иностранцы все такие, – поддержал его второй стражник, – что французы, что голландцы, что испанцы. Им бы только вина побольше да бабенку поаппетитней – до остального им и дела нет. А чуть что не так – сразу нож в спину.
– И правда, сэр, вы только посмотрите: последний день человек доживает, завтра на виселицу поведут, – продолжал Захария, – а он знай себе посмеивается, птичек на бумаге малюет да трубочку покуривает. Я думал, он хотя бы за священником пошлет – у католиков это просто: нагрешат, натворят дел, а потом начинают каяться да распятие целовать. Но не тут-то было – нашему узнику, видать, священник не нужен, он сам себе голова. Еще по кружечке, доктор?
– Спасибо, приятель, не откажусь, – послышался голос Уильяма, сопровождаемый бульканьем пива. Дона забеспокоилась: слишком уж он охотно откликается на радушные предложения стражника. Но в эту минуту Уильям громко кашлянул, подавая ей условный сигнал.
– Да, занятный вам попался узник, – проговорил он. – Мне даже захотелось на него взглянуть. Судя по тому, что вы рассказали, это неискоренимый преступник. Хорошо, что мы от него наконец избавимся.
Интересно, что он сейчас поделывает? Неужели спит?
– Спит? Ну что вы, сэр! Я только что отнес ему две кружки пива. Он быстренько их выдул и велел записать на ваш счет. Да еще сказал, что, если вы до полуночи заглянете в башню, он не прочь распить с вами и третью – за здоровье новорожденного.
Стражник рассмеялся и добавил, понизив голос:
– Конечно, это не положено, сэр, но ведь сегодня его последний день…
Хоть он и француз, и пират, а все-таки жалко – живой человек.
Ответа Уильяма Дона не расслышала, зато ясно разобрала звон монет и стук шагов по каменному полу. Стражник снова рассмеялся и проговорил:
– Спасибо, сэр. Сразу видно настоящего джентльмена. Если моей жене опять придется рожать, можете не сомневаться, я приглашу именно вас.
Шаги застучали по лестнице. Дона нервно глотнула и впилась ногтями в ладонь. Теперь все зависело от нее. Малейшая оплошность, малейший неверный жест – и дело будет погублено. Дождавшись, когда Уильям и стражник, по ее расчетам, добрались доверху, она наклонилась к двери и прислушалась: сверху донеслись голоса, затем в замке заскрежетал ключ, дверь в темницу открылась и снова захлопнулась. Дона шагнула вперед. В караульне оставалось еще двое стражников. Один, зевая и потягиваясь, сидел на скамейке у стены, спиной к ней; другой стоял под лестницей и смотрел вверх.