Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций

После подавления восстаний французы делали все, чтобы обезопасить себя от их повторения: разрушали городские ворота и другие сооружения, которые могли послужить повстанцам, возводили укрепления: «Французы боялись других восстаний в городах Египта и прибытия врагов. Это был уже второй раз, когда жители Каира восставали против французов, и во время этих двух мятежей они [французы] потеряли более трех тысяч человек, не считая тех, кто был тайно убит дома»{124}. Начались массовые аресты тех, кого подозревали в причастности к мятежу: «Они арестовывали жителей по малейшему подозрению. Шпионы старались сблизиться с населением и занимались собиранием сведений и подстрекательством»{125}. Еще после первого восстания в Каире были арестованы несколько шейхов, а «глашатаи объявили на улицах “аман”{126}. Они сообщили также, что впредь жителей никто не будет беспокоить. Тем не менее власти продолжали аресты среди горожан и по малейшему поводу обыскивали дома»{127}. Что касается судьбы шейхов, - то несколько раз за них приходили ходатайствовать другие представители улама, однако первых под предлогом беседы с Бонапартом ночью вывели из дома, схватили и на утро казнили, причем другим шейхам и жителям города не было сообщено об этом из-за опасения волнений. И только через некоторое время было сообщено, что «мусульмане были казнены за то, что они убили французов»{128}. Примечательно, что аль-Джабарти, хотя и не одобрял участие шейхов в восстании, называет их «жертвами, пострадавшими за веру»{129}.

Тем не менее, в отличие от городских низов, испытывавших только неприятие по отношению к завоевателям, аль-Джабарти и другие улама были способны видеть и достоинства в организации французами управления, например в их судебной системе. На хрониста произвел большое впечатление процесс над Сулейманом аль-Халяби, убийцей генерала Клебера.

Во время своего пребывания в Египте французы в целом сохранили прежнюю систему местного судопроизводства - мусульманские суды кади. Тем не менее был создан и новый судебный орган - трибунал («махкамат аль-кадайя»), которому «предоставлялись права решать торговые и гражданские дела, дела о наследстве, разбирать жалобы и так далее»{130}. Причем к его созданию аль-Джабарти относится явно негативно: «Для этого дивана был разработан устав, вводивший дурные новшества»{131}; «этот устав являлся лишь хитрой уловкой для того, чтобы захватить имущество жителей»{132}. Однако дело об убийстве Клебера рассматривалось не мусульманскими судами, а французским трибуналом по законам Республики. Сулеймана, вина которого была абсолютно ясна, приговорили к смертной казни, как и трех человек, которым он сообщил о своем намерении убить Клебера и которые не доложили об этом властям. Хрониста же поразило следующее: «Несмотря на то что они поймали его [убийцу] на месте преступления вблизи орудия убийства, обрызганного кровью их верховного главнокомандующего и начальника, они не поторопились, основываясь только на показаниях убийцы, казнить его вместе с теми людьми, на которых он указал. Напротив, они организовали трибунал и устроили суд, приведя туда убийцу и допросив его еще несколько раз и простым допросом и под пыткой. Затем они привели в трибунал всех, о ком он сообщил, и допросили их каждого в отдельности, а затем всех вместе. Лишь после этого над ними состоялся суд в соответствии с принятыми у французов порядками и законами»{133}.

Аль-Джабарти приводит текст листовок, которые французы развесили на улицах с длинным и подробным описанием этого суда, поскольку «они содержат описание событий и дают представление о французском судебном следствии и судопроизводстве, построенных на началах разума и не подчиняющихся законам религии»{134}. Хронист отмечает, что о такой системе его спрашивали множество людей, поэтому он и приводит эти листовки на страницах своей хроники.

У Никулы ат-Турка тоже встречается описание данного события, однако он уделяет больше внимания не судебному процессу, а подготовке убийства и его осуществлению, а также тому, в каком отчаянии находились французы, лишившись своего любимого генерала, и тому, как была осуществлена казнь. Тем не менее в тексте редакции, изданной Г. Вьетом, ат-Турк отмечает, что «милостью Бога у убийцы не было идеи далеко бежать, и его смогли схватить, иначе бы французы обрушили свои мечи на город, потому что это их образ действия»{135}.

Итак, как было показано выше, арабские хронисты довольно четко излагали устройство политической системы французской республики, никак не оценивая, однако, ее достоинств или недостатков. Как пишет Т. Филипп, именно потому, что экспедиция Бонапарта рассматривалась хронистами исключительно в религиозном контексте, они никоим образом не увязывали с ней идеи Французской революции{136}, хотя были довольно хорошо осведомлены о той. И египетский алим, и сирийский поэт-христианин исходили в данном случае из одной картины мироустройства, в которой доминировал религиозный фактор.