Французская карта

В лагере сыграли тревогу. Резерв из трех батальонов пошел на неприятеля в штыки. Османское знамя сняли, отбили одну пушку и, погнавшись за отступающими янычарами, вторую нашли опрокинутой в ров, откуда достали на канатах.

Турки, следуя своим дикарским правилам, отрубили у всех убитых русских головы и унесли их с собой. На следующий день они выставили эти «трофеи», насаженные на копья, на земляном валу на виду осаждающих Очаков, видимо, для устрашения. Отдельно они поместили голову храброго генерал-майора Максимовича.

Ответ на очевидное варварство был жестоким, но эффект от него получился замечательный. Кто-то из военачальников отдал приказ, и у нескольких убитых на батарее мусульман тоже отрезали головы и повезли их по лагерю, рассказывая о ночной схватке и об особенном османском обычае. Солдаты сбегались отовсюду, и скоро повозку с головами сопровождала возбужденная и разгневанная толпа служивых. Потрясая в воздухе кулаками, они кричали: «Штурм! Штурм!»

– Понять солдат можно, – закончил рассказ фон Раан. – Осада уже изнуряет войска.

– Теперь штурма ждать недолго, – ответила Аржанова.

– Вы так думаете? – секунд-майор посмотрел на нее пристально.

– Я не думаю. Я знаю…

Аржанова представляла себе встречу со светлейшим князем по-разному. То ей казалось, что времени у главнокомандующего для беседы со скромным сотрудником секретной канцелярии Ее Величества вообще не найдется и через адъютанта он лишь передаст Флоре устную благодарность. То Анастасия воображала, будто в его кабинете они вдвоем станут рассматривать чертежи, и Григорий Александрович захочет услышать подробный рассказ о французской колонии в Галате. Была еще одна тема, которая курскую дворянку волновала: Анджей Кухарский. Естественно, они спросят о нем. Что последует за этим вопросом? Строгое служебное разбирательство и наказание за самоуправство или поступок Анастасии найдут необходимо нужным для благополучного завершения операции и потому оправданным…

Адъютант генерал-фельдмаршала секунд-ротмистр Екатеринославского кирасирского полка Ламсдорф сразу узнал княгиню Мещерскую и учтиво обратился к ней: «Добрый вечер, ваше сиятельство! Со счастливым возвращением!» – чем моментально развеял подозрения секунд-майора фон Раана, все-таки у него имевшиеся. Взяв паспорт на имя Кухарской, секунд-ротмистр скрылся за пологом, из-за которого доносились мужские голоса. Потемкин-Таврический ужинал в компании своих генералов.

Буквально через две минуты светлейший князь стремительно вышел в приемную, где дожидались аржановцы. Он увидел Анастасию, которая понуро стояла посреди комнаты.

– Слава Богу! – воскликнул генерал-фельдмаршал и, сделав шаг вперед, прижал к губам ее руку.

– Честь имею явиться, ваше высокопревосходительство… – начала по-офицерски докладывать курская дворянка.

– Вы добыли чертежи? – нетерпеливо перебил он.

– Так точно, ваше высокопревосходительство.

– Где они?

– Здесь, ваше высокопревосходительство, – она приложила его руку к своему животу.

– Прекрасно! – Потемкин сверкнул глазами. – Я хочу увидеть их тотчас!

– Тогда мне придется раздеваться прямо здесь, господин фельдмаршал, – она смущенно улыбнулась.

– Нет, не надо, – он опомнился. – Чего бы вы желали?

– Хоть немного горячей воды для меня и для моей горничной, Григорий Александрович. Возможно ли это в заснеженной степи под Очаковым?

Он рассмеялся громко, весело, беззаботно, как человек совершенно счастливый:

– Конечно, ваше сиятельство! Корнет Чернозуб, унтер-офицер Прокофьев, белый маг Гончаров и ваш слуга Николай разместятся в землянках моего кирасирского эскорта, что находятся здесь неподалеку, там получат горячий ужин и вещевое довольствие. Но вы пока останетесь здесь…

Как часто водилось в XVIII столетии, штаб-квартира главнокомандующего соединялась с его жилыми апартаментами. На правом фланге лагеря, на широком взгорье, был вырыт целый комплекс помещений, правда, не очень больших по размеру: коридоры, приемная, два кабинета, столовая, или зал для заседаний, две спальни, кухня, кладовки, ванная и туалет. Наполовину заглубленные в песчаную очаковскую почву, они сверху имели покрытие из бревен и досок, присыпанное землей. Полы там сделали деревянными, стены прикрыли коврами, только вместо дверей использовали пологи из парусины.

Воду для Аржановой и Глафиры грели на походной чугунной печке, труба которой через низкий потолок уводила дым наружу. Перед чугунным же глубоким чаном Анастасия раздевалась, осторожно отстегивая ремни сумы-планшета. Чертежи, выполненные на ватмане, абсолютно не пострадали от двухнедельного морского путешествия. Зато белую планшевую рубаху и платье «энтери», насквозь пропитанные потом, Аржановой захотелось выбросить и никогда больше не надевать. Однако у нее не было европейской женской одежды. Из хурджина Глафира достала для барыни того же покроя рубаху и платье. Сверху пришлось надеть соболью накидку, ибо в земляных апартаментах светлейшего князя чувствовались ноябрьский холод и сырость приморского края.