Французская Мессалина

Женщины в красных бархатных платьях, расшитых золотом и серебром, вальяжно располагались на шёлковых подушках, разбросанных по деревянному настилу гондол, порой услаждая игрой на мандолине и пением своих знатных спутников.

Мари-Жанна сразу же поняла: кто сии красавицы – венецианские куртизанки, прославившиеся своим «искусством» любви на всю Европу. Поговаривали, что даже монархи не брезговали их услугами. Француженка оценила наряды и украшения куртизанок: порой они достигали целого состояния. В душе Мари-Жанна пожалела: отчего она – не венецианка? – уж с присущей ей природной грацией и красотой она бы сумела найти себе знатного и богатого покровителя и подобно этим прелестницам услаждала бы его слух пением.

Месье Ламэ снял апартаменты в одной из самых дорогих гостиниц на Пьяцетте, из которых открывался вид на Дворец дожей[18]. Пробуждаясь по утрам, он смотрел на Дворец, мысленно представляя себе, что заключён в его подвалы, где располагалась городская тюрьма. Блез пытался войти в роль заключённого: что тот испытывает? – разочарование, бессилие или напротив – злобу, ненависть ко всему белому свету.

Он подолгу смотрел на прекрасную, безмятежно спящую Мари-Жанну, в его душе поднимались чувства, доселе ему неизвестные. Иногда ему хотелось обладать любовницей, и он, охваченный звериным желанием, набрасывался на неё спящую. Иногда же Блез ненавидел эту женщину, которую обожал, без которой не мог жить… Бывали минуты, когда мужчине хотелось задушить любовницу и насладиться её предсмертными муками.

Наступил день Святого Стефана, когда Венеция украсилась гирляндами из цветов и различной мишурой. Путешественники с замиранием сердца наблюдали за праздничными приготовлениями, прогуливаясь по городу: ведь вечером начнётся долгожданный карнавал!

Карнавальный костюм для Мари-Жанны, как и всегда при покупке новых нарядов, был выбран из самых дорогих, представленных в магазине Манченелли на палаццо Виндрамин-Калерджи, что близ Большого канала.

Костюм был оригинален: большая шляпа, украшенная «позолоченным» плюмажем; объёмные мужские штаны-буфы, более похожие на юбку. И завершал наряд камзол, плотно облегающий фигуру, подчёркивающий прелестные формы покупательницы.

Блез, не раздумывая, расплатился, сумма почти в сто венецианских дукатов его не смутила. В последнее время он не думал о завтрашнем дне, будущее он представлял смутно: надо наслаждаться прекрасными настоящим и предаваться развлечениям. Что и делали Мари-Жанна и Блез Ламэ.

Карнавал продлился почти до Поста. Путешественники насладились весельем сполна: Мари-Жанна сносила две пары туфель до дыр, а Блез вошёл в раж безумного веселья, отметая все мысли о возвращении во Францию и о том, что его там ждёт.

* * *

Вернувшись в Компьен, Блез Ламэ с удивлением обнаружил, что дела его находятся в весьма плачевном состоянии: поток посетителей парикмахерской резко уменьшился, ведь основными клиентками были женщины, а прослышав о том, что содержанка Ламэ отказалась от ребёнка, даже несмотря на желание отца воспитывать крошку, решили выказать таким образом своё возмущение и презрение.

Мастера господина Ламэ маялись без работы и, наконец, не выдержав такого положения дел, покинули своего хозяина. Вскоре Блезу пришлось заложить дом. Он, таким образом, намеревался поправить свои дела, но безуспешно: никто не хотел посещать его парикмахерскую. Тогда он решился на отчаянный шаг: вложил деньги в одну сомнительную компанию, которая занималась морскими перевозками грузов из Франции в Северную Америку.

История получилась неприятная, Блез остался вовсе без средств, Мари-Жанна – без содержания. Обезумевшие кредиторы нахлынули тотчас же, словно стервятники, они делили имущество несчастного парикмахера.

Мари-Жанну из жалости приютила Франсуаза, пока Блез пытался уладить все формальности с имуществом. Любовники не виделись почти месяц. Мари-Жанна успела лишь вывести свои платья из дома Ламэ, до наложения ареста на имущество. Она пребывала в отчаянье, понимая, что Перешён не намерен кормить её вечно и вскоре заботиться о себе придётся самой. Она сокрушалась о потере достатка, упрекала себя в беспечности, ведь Мари-Жанна даже не предполагала, что подобная ситуация вообще возможна в жизни.

Блез припрятал украшения любовницы у Дорвуа, которому бесконечно доверял, зная, что тот не донесёт об этом прево[19] Компьена. Когда, наконец, несчастный месье Ламэ лишился всего, он достал припрятанные драгоценности и, не простившись с любовницей, теперь уже бывшей, направился на одном из кораблей компании, в которую имел неосторожность вложить средства, в Канаду, на поиски удачи, а, возможно, и счастья.

Глава 17

Маркиза де Шатору смотрелась в зеркало. Живот выпирал даже из-под широкого распашного марлота[20], что поделать, седьмой месяц беременности не скрыть ни под каким нарядом. Она повернулась боком и снова посмотрела на своё отражение:

– Какой кошмар! Скоро я буду походить на бочонок! Людовик разлюбит меня и заведёт новую фаворитку.