Французская Мессалина

Весьма рада, что вы, наконец, вспомнили о престарелой родственнице, всё же я, как никак, – сестра вашего покойного отца. Буду рада, если вы навестите меня. Давно я была лишена приятного общества, ведя затворнический образ жизни в Плесси.

Но хочу предупредить вас: я не желаю обсуждать финансовые вопросы, какой характер бы они не носили…»

Виконт понял: напрямую действовать нельзя, да и потом, хоть тётушка и стара, она вполне может проскрипеть ещё лет двадцать, если не больше. Такая перспектива не устраивала виконта.

* * *

Мессалина лежала рядом с виконтом Монтегю, доставив ему, массу любовных удовольствий. Неожиданно он завёл разговор:

– Мари-Жанна, ты хотела бы навсегда покинуть Отель-Дьё?

Женщина удивилась подобному вопросу: что мог предложить ей этот молодой шалопай, промотавший почти всё состояние? О его затруднительном положении знал почти весь Париж.

– Конечно. Отчего вы спрашиваете?

– Думаю, я скоро получу наследство. Оно составит по моим подсчётам: не менее ста тысяч ливров и замок в придачу.

– Что ж, сударь, могу поздравить вас…

– Пока рано… Так ты согласишься стать моей содержанкой?

Мари-Жанна задумалась: безусловно, она желала покинуть Отель-Дьё и вырваться из рук графа Дю Барри. Но стоит ли это делать? Всё говорило об обратном: виконт не постоянен, в отличие от Дю Барри, который вот уже пять лет обеспечивал Мари-Жанну. И, получив наследство, может легко промотать его за весьма короткий срок.

В душе Мари-Жанна отвергала предложение виконта, но как женщина практичная, придерживалась народной истины: не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Поэтому она сказала:

– Соглашусь.

* * *

Покинув Отель-Дьё, виконт направился к некой мадам Монвуазен, женщине с весьма тёмным прошлым и дурной репутацией. Госпожа Монвуазен приторговывала различного рода зельями: для выкидышей, для любовного приворота, возбуждающими средствами, а главное – мышьяком, который позволял избавиться от надоевшего мужа, жены или родственника.

На последние пять тысяч ливров виконт де Монтегю приобрёл порцию заветного зелья и направился к тётушке в замок Плесси. Он прогостил у неё почти две недели, а после отъезда «внимательного» племянника баронесса дю Плесси скончалась от резких болей в желудке, как констатировал её личный врач. Ему и в голову не могла прийти мысль об истинном происхождении резей.

Вскоре виконт де Монтегю стал ещё и бароном дю Плесси, получив в наследство сто тысяч ливров и старинный замок времён Карла IX.

Эта история мгновенно облетела весь Париж. Многие, из тех, кто лично знал де Монтегю, высказывали самые худшие предположения о том, как ему досталось сие вожделенное наследство. Догадывалась об этом и Мари-Жанна. Она прекрасно понимала, что никогда не избавится от графа Дю Барри, и поэтому-то поделилась с ним своими опасениями.

Покровитель оценил полученную информацию, прекрасно понимая, что, если повести себя правильно, то новоиспечённый барон дю Плесси де Монтегю полностью окажется в его руках.

Посчитав все «за» и «против» граф направился к небезызвестной мадам Монвуазен, с которой был в тёплых отношениях, порой получая от неё ценную информацию за определённую плату.

Она тотчас же поведала графу Дю Барри о том, что не так давно виконт Монтегю приобрёл у неё мышьяк. Теперь граф был убеждён, каким именно образом виконт получил титул барона. Мошенники договорились: мадам Монвуазен в случае успеха задуманного предприятия получит замок дю Плесси, – она всегда стремилась получить титул, а граф Дю Барри – сто тысяч ливров.

* * *

Спустя две недели барон дю Плесси добровольно отписал своё родовое имущество на имя мадам Монвуазен, а графа Дю Барри назначил своим официальным опекуном. Прево, занимавшийся документами, частенько навещал Отель-Дьё и за приличное вознаграждение оформил всё надлежащим образом, не задавая излишних вопросов.

Глава 24

Вот уже шесть лет маркиза Помпадур цепко держала двор Людовика в своих нежных руках. Из любовницы она всё более превращалась в доверенное лицо короля, под её влиянием Людовик всё чаще принимал политические решения. Правда они не всегда были правильными, своевременными и удовлетворяли интересам Франции. Но Людовик всецело доверял своей фаворитке, полностью полагаясь на неё, ведь он так тяготился государственными делами.

Для маркизы Помпадур всё складывалось удачно: положение, неограниченное влияние при дворе, доверие королевы и, наконец, – пылкая любовь короля. Но, увы, всю эту идиллию омрачало лишь одно – маркизу в последнее время стали мучить лёгкие, у неё развивалась чахотка, последствие сильнейшей простуды почти десятилетней давности.