Французская няня

Адель посылает Вам поцелуи. Она рядом со мной, спокойно играет со своей набитой лавандой тряпичной куклой, которую привез ей месье Жоливе из Граса. К счастью, я убедила Соланж положить ее в сундук вместе с Пупет. Деде не может заснуть без своей Дагоберты – тем более сейчас, когда за считаные дни случилось столько всего нового и непонятного. Пупет, конечно, роскошная игрушка, но она мало подходит для того, чтобы лежать в обнимку с нею в кроватке. Если она упадет, то разобьется вдребезги, к тому же фарфор твердый и холодный.

Наверное, и Вам было бы приятно иметь рядом что-нибудь вроде мягкой ароматной Дагоберты – чтобы можно было ее обнять, спасаясь от тревоги и беспокойства. Надеюсь, в тюрьме у Вас хорошие товарки, которые обращаются с Вами по-доброму и утешат в минуты печали.

Надо ли добавлять, что мы с нетерпением ждем от Вас известий. Как только получите мои письма, умоляю, постарайтесь написать ответ.

Кланяюсь Вам с любовью и благодарностью,

Ваша преданная

Софи

Глава четвертая

1

Даже спустя много лет, вспоминая свою первую встречу с Селин Варанс, Софи не могла поверить, что это был не сон, а явь.

– Хочешь есть? – спросила молодая женщина, поднося к ее рту фарфоровую чашку, от которой поднимался восхитительный аромат горячего бульона. – Покрошить туда хлеба?

Это предложение ранило гордость Софи, которая за все свои девять лет ни разу не попросила еды у постороннего человека. А потому, хотя от слабости девочка еле держалась на ногах, а живот у нее подводило от голода, она покачала головой и выпила бульон в полной тишине. Все это время чернокожий мальчик пристально ее разглядывал.

Селин приняла пустую чашку из рук Софи и ласково похлопала девочку по щеке.

– Так что с этими сорочками? – спросила она. – Как случилось, что месье Фелисьен послал тебя, да еще в такой ужасный вечер? Ты его новая помощница?

Вероятно, во всем виновато было бренди, которое кухарка щедро долила в бульон. Софи не привыкла к алкоголю. Она попыталась ответить, но язык ее не слушался, а в голове странно гудело. Бело-розовый мраморный пол перед ней закачался, поплыл навстречу… Она потеряла сознание.

Когда Софи пришла в себя, она лежала на бархатном диване в маленькой гостиной, обитой зеленым атласом, завернутая в мягкое одеяло, а рядом пылал камин. Хозяйка дома терла ей лоб одеколоном, а Туссен подкладывал под ноги подушки.

«Я сплю, – подумала Софи. – Наверное, я умерла и попала в рай». Но вместо облегчения она вдруг испытала горькие угрызения совести. Как она могла уйти вот так, оставив мать, у которой на всей земле нет никого, кроме нее? Софи зарыдала. Потом закашлялась и поняла, что она не умерла; кашляет же она потому, что Туссен поторопился сунуть ей в рот малиновую мармеладку, от которой она едва не задохнулась.

Селин Варанс похлопала ее по спине, потом взяла за руку.

– Почему ты плачешь, бедная малютка? Скажи, не бойся.

Ее голос был таким ласковым и искренним, что победил природную недоверчивость Софи. До этой минуты девочка никогда не делилась переживаниями с посторонними. Ее так воспитывали, ей внушили, что семейные трудности никоим образом не должны выходить за порог дома.

Но с Селин все было иначе. Хотя Софи видела ее впервые, она всем сердцем почувствовала, что этой молодой женщине можно доверять, а вот считать ее посторонней никак не получалось. И, захлебываясь слезами, девочка рассказала о матери, которая тяжело болеет, о пропавшем месье Фелисьене, о сборщике арендной платы, который придет завтра и вышвырнет их на улицу, если они не заплатят…

– …вот я и подумала, что сама могу их вам отнести, пока мама спит. Вы дадите мне шестьдесят франков? – закончила она неуверенно.

Английский господин, который зашел в комнату к концу рассказа, сказал:

– Сумма кажется мне чрезмерной. И кстати, Селин: если я не ошибаюсь, сорочки принесли с опозданием. Вы ждали это белье по крайней мере дней десять назад.

Прекрасная дама послала ему воздушный поцелуй.