Дорогая Софи,
наконец-то у меня есть для тебя хорошая новость, хоть она и не о здоровье мадам Селин. Анжелика и Максимильен с родителями вернулись из Америки! Видела бы ты, как они выросли! Анжелика стала красавицей, она похожа на графиню де Мерлен в юности. А Максимильен так загорел, что стал как мулат, причем он не стыдится этого, а, наоборот, гордится. Когда семья виконта д’Анже узнала, что мадам была в тюрьме, а теперь больна, они все тут же приехали с визитом на улицу Нотр-Дам-де-Шан, а не отвернулись от нас, как многие другие знакомые. Они были потрясены, увидев мадам в таком плачевном состоянии. Анжелика сразу же предложила, что будет тоже ухаживать за больной и, если понадобится, подменять Олимпию. Граф был возмущен поведением наследников маркиза и сказал, что немедленно отправится к судье, чтобы выступить свидетелем в защиту мадам. Сердцу становится тепло при мысли о том, что наша благодетельница в счастливые времена сумела так расположить к себе друзей и внушить им глубокие и постоянные чувства.
А теперь я должен рассказать тебе странную историю. Я посмотрел на дату твоего письмо и обнаружил… Только не подумай, что я шучу. Меня это совпадение поразило в самое сердце. Ты же знаешь, какие у меня волосы. Мадемуазель Атенаис сбривала их всегда наголо, да и на бульваре Капуцинов они оставались очень короткими: мадам Селин называла меня «черной овечкой своего стада». Как только они становятся длиннее, они встают дыбом, и голова кажется огромной. Я долго не стригся, и вот 15 марта виконтесса Лагардьер посмотрела на меня, когда я помогал ей выйти из кареты, и говорит: «Иди-ка ты к цирюльнику, пусть он тебя как следует побреет!» Но мне почему-то совсем не хотелось в этот раз сбривать свою шевелюру, я чувствовал себя Самсоном, который вместе с волосами может потерять свою силу. И тогда я вспомнил, что, когда мы были проездом на Ямайке, я видел множество негров с длинными волосами. Чтобы содержать их в порядке, они разделяли их на пряди и заплетали в тоненькие косички, перевязывая каждую на кончике. У меня пока не такие длинные волосы, но с помощью Олимпии и Анжелики я с ними справился, и теперь голова моя покрыта такими же косичками, как те, что начала заплетать себе Деде. Гражданин Маркиз не одобрил бы с точки зрения рационального мировосприятия мои мысли о телепатии между нами.
Однако я должен сказать тебе, Софи, что это весьма непростая операция! Не знаю, как Адель могла бы сделать это собственными руками даже на половине головы, — если я правильно понял, она ведь не довела дело до конца? Чтобы так заплести волосы, нужна помощь по крайней мере еще одного человека, и воображаемый друг — уж точно не лучший помощник в таком деле. Ты в какой-нибудь вечер запри дверь на засов, чтобы мисс Джейн не ворвалась к вам без предупреждения, и попроси Адель снова заплести себе такие косички. Мне очень интересно, сколько времени у нее на это уходит, получаются ли у нее ровные проборы между рядами косичек и как она их завязывает на концах, если только они не так длинны, чтобы можно было зажать их губами.
Видишь, сегодня я болтаю о всякой ерунде, просто чтобы подольше побыть с тобой — пусть мы и далеко друг от друга. О Боже, косички у юноши, какой кошмар, воскликнула бы, прочтя это письмо, мисс Джейн, да еще бы назвала меня французским пижоном и обвинила в тщеславии и распущенности. Как будто Красавчик Браммел, кумир всех денди и законодатель мужской моды в Европе, не англичанин!
Но довольно о глупостях: мне пора выезжать с виконтессой Виолен. Между нами говоря, ей очень понравилась моя новая прическа. Полное послушание темнокожего гиганта (я ведь тоже вырос за эту зиму), имеющего к тому же вид… — как это ты написала про Адель? — бунтовщический, безумный и несколько дикий, доставляет ей такое жгучее удовольствие, в каком она бы и сама себе не призналась.
Не теряй надежды, воробушек, вот увидишь — в следующем письме я расскажу тебе об успехах нашей любимой покровительницы.
Крепко обнимает вас обеих ваш старший брат