Во время войны Катрин со свекровью работали, как и все женщины, не разгибая спины, чтобы сберечь имущество и скотину. Только крестьянин поймет, каково приходилось тогда женщинам в деревне… Катрин ходила за плугом, растила сына, продавала все, что приносила ей земля, и скопила небольшую сумму. После заключения мира ей удалось выкупить свое имущество; в те годы многие смогли это сделать. Учитель был доволен маленьким Пьером Сегалу, он советовал учить мальчика дальше: паренек тоже мог бы стать учителем, и ему не-пришлось бы так мыкаться. Гордясь сыном, Катрин трудилась из последних сил; свекровь ее умерла, и помогал ей в хозяйстве только один работник. Она рассчитывала, что процентов от оставшегося приданого хватит на то, чтобы платить за ученье сына. Да только…
Жереми переводит дух, сдвигает шляпу на затылок.
— …Ты слушай хорошенько, что я хочу сказать… Когда еще до войны у нас проходила подписка на строительство железной дороги от Сен-Сере до Бьярса, нотариус уговорил Катрин купить акции по сто золотых франков. Но очень скоро они упали в цене до десяти. Вот ведь беда какая!
Жереми сжал мою руку, словно боясь, что я отвлекся или устал слушать.
— Послушай-ка, сынок… В девятьсот восьмом году собрали капитал в четыреста семьдесят пять тысяч франков. Но как только построили путь и уложили рельсы, обнаружилось, что концессионер — жулик. Он заказал необходимые материалы какому-то предприятию — то ли на востоке, то ли на севере, теперь уж не помню, — а денег за свои поставки это предприятие с него не получило и стало главным кредитором дела. Снова подписка: на семьдесят пять тысяч дополнительных акций. Кое-кто неплохо заработал. Только не бедняжка Катрин! Целую историю раздули. А шуму-то было, ты представляешь? Но все-таки пять составов в день ходили в оба конца, и это облегчало перевозку дров на дубильную фабрику в Валь-де-Сер: раньше-то из каштановой рощи на волах возили. Прогресс, ничего не скажешь: местные жители получили работу, оживилась торговля, стало появляться все больше и больше мелких предприятий.
От Сен-Сере до Бьярса можно было теперь доехать за полчаса, а на наших «курьерских», да еще с грузом на это уходило целых полтора. Вникаешь? Но в войну четырнадцатого года все пошло кувырком: угля для паровиков не хватало, топили их дровами. Число поездов сократилось, один-два в день, да и грузовиков стало больше. Выходит дело, опять конкуренция. А когда война кончилась, департаментские власти взяли дорогу в свои руки. Вот тут-то и решили, как выразился нотариус, «откупиться» от акционеров из расчета десять франков за акцию!.. Катрин вконец измоталась, муж ее погиб, все надежды рухнули… Злой рок преследовал Сегалу. Ну а дядюшка Джеймс? — спросишь ты. Увы! Старый врач отдал богу душу. Катрин не могла оправиться после стольких ударов судьбы: прошло еще несколько лет, и тут случилась страшная драма. Пьер благополучно вернулся домой и стал работать в поле, как когда-то работал Ахилл, его отец. Но однажды вечером Катрин наложила на себя руки. Пьер нашел ее в хлеву висящей в петле…
Жереми снова умолкает.
— Вникаешь, сынок?.. Горе поселилось в доме Сегалу, а жизнь, она шла своим чередом. Паровик приносил доход, в Бьярсе построили фабрику и стали изготовлять шпалы. Туда поступили работать многие наши парни. Бегство из деревни, как говорили в ту пору, поуменьшилось, но у этих полукрестьян-полурабочих было уже совсем другое сознание. Они читали газеты, стали вникать во все, что происходит вокруг. Потому что крестьяне уже не сидели только в своей деревне, чаще встречались друг с другом на ярмарках, охотней общались с городскими, обсуждали между собой свои нужды, говорили о всяких несправедливостях. Паровик уступил место тепловозу, появились пассажирские вагоны. Люди стали покупать в кредит велосипеды, мотоциклы. Но — сейчас я закрою скобку — во время страшного кризиса девятьсот тридцать второго года — помнишь? — железная дорога не выдержала конкуренции с автомобилем: она давала такие убытки, что департаментские власти решили ее ликвидировать… Локомотивы пошли на лом, пассажирские вагоны продали. Некоторые из них и по сей день еще валяются в виноградниках. А потом даже было решено субсидировать владельцев грузовиков и автобусов, виновников этого нового банкротства… Так-то вот идут дела… Понятно?..
Жереми снова прерывает рассказ, на этот раз ненадолго.
— Который час? — спрашивает он после паузы.
Солнце уже садится за башни Тюренского замка. Не ожидая моего ответа, Жереми продолжает: